SHOO – коллектив, определяющий свой самобытный стиль как «absolute soul». Группа образована в 2010 году вокалисткой Шуней Балашовой – выпускницей Академии им.Гнесиных и Музыкального колледжа Беркли. Музыкальный материал этого world music бэнда включает джаз, неосоул, этно, фолк, фанк, блюз, регги, русские, украинские, африканские народные мотивы.
В чем вы черпаете вдохновение?
Во всём, это может быть всё, что угодно, не предугадать. Я приверженец того, что всё главное – в мелочах. Есть такая история, которая показывает, почему важны мелочи: однажды проверяли мужчину и женщину – муж и жена они, или нет, и в итоге, все поверили, что они муж и жена, потому что женщина послюнявила платок и вытерла ему лицо. Этот момент не оставил ни капли сомнения: так не сыграть. Так что в подобных мелочах и есть сама жизнь.
Я считаю, что всё в деталях, и меня может воодушевить абсолютная мелочь. У меня есть одно из первых стихотворений, которое я, наверное, никогда никому не покажу, меня вдохновил на него мой друг поэт Валерий Вертинский. Я пришла на вокзал, чтобы что-то передать ему перед его отъездом в Петербург. Он стоял с развязанным шнурком на одном из ботинок, он стоял в какой-то позе, присущей только ему, ввиду каких-то мельчайших тонкостей и у меня мгновенно сложился образ. Образ этот навсегда остался в моей памяти. Я записала его стихами. Это был совершенно ничем не выдающийся момент, просто подошел человек, у него развязан шнурок...
Получается, вдохновение приходит к вам во время наблюдения за обычной жизнью?
Да, я вообще очень люблю наблюдать, как правило, вряд ли кто-то обращает внимание на такое, но я часто замечаю такие мелочи, которые вдохновляют меня на что-то серьезное, крупное.
У меня в голове музыка звучит без остановки. Как OST к Моей Жизни. Я не знаю, почему, но музыканты чаще всего общаются с музыкантами, наверное, потому у нас нет режима как у большинства людей – пять дней работа и два дня выходные. У нас всё время наполнено музыкой. Иногда от этого возникают сложности, потому что нет особой разницы, между отпуском и работой. Получается – порепетировать или пописать музыку, это такой бесконечный невидимый труд, который не знаешь, когда случится.
То есть музыканты – это такая особая группа людей, которых трудно понять?
Не могу сказать, что мы какие-то особенные, просто, так же как и у врачей и у учителей, к примеру, у нас целый свой Мир с кучей символов, своим юмором, ценностями и задачами. Тем не менее, моя подружка детства Алена, самая близкая, и ее молодой человек - они не музыканты, но мы очень много общаемся, нам интересно вместе, хотя мне иногда кажется, что не музыкантам, наверное, с нами скучно, или не интересно становится в какой-то момент. Я иногда спрашиваю Макса (Макс Мещеряков, клавишник группы SHOO – прим. ред.) – «как думаешь, им вообще интересно с нами?» Хотя если встречаемся и видимся, значит интересно.
Мы с Максом оба музыканты, и когда мы общаемся, случается какое-то особое внимание, глубина, понимание немыслимого. Как будто одно целое, я сейчас не к тому, что мы не можем друг без друга существовать, как раз в этом плане, всё очень хорошо - мы самодостаточные люди. Но при этом у нас очень глубокое взаимопонимание. Наверное, из-за того, что мы оба связаны одной профессией, одним родом деятельности, я понимаю его цель, а он понимает мою, это, естественно, сближает. Это не может не сближать – высокая цель у нас одна, мы одна команда.
То есть, если влюбляешься в музыканта, то надо стать музыкантом?
Да нет, творческие люди – актёры, балерины, поэты – это всё к нам, добро пожаловать на вечеринку (смеется). Актёров, практически всех, учат петь, танцевать, это ведь такая универсальная специализация. Кроме того, дело, в целом, не в профессии, которой учишься, а в душе, и в тяге к чему-то, в сути человека. Есть люди совсем практичные и земные, есть люди воздушные и мечтательные, это вовсе не от профессии зависит. Я просто думаю, что юрист, просидевший полный рабочий день над кипой сложнейших документов, не поймёт, от чего же так устал музыкант за этот день и, скорее всего, скажет: «Господи, ты же сидел там свои ноты жал, нечего не сделал, от чего можно было устать?» (смеется).
Бывает такое, что парень – музыкант, а девушка – нет. Или наоборот. Она, к примеру, работает в офисе. И вот она приходит домой, он сидит дома, пишет музыку, весь день работал над песней или композицией, и говорит, что очень устал. А она изумляется: «Ты что, с ума сошел, отчего ты устал, струны перебирать?» Такое тоже может быть.
Также, я могу очень хорошо понять то чувство, когда ты что-то делаешь творческое, и у тебя ощущение, что твой самый близкий человек, молодой человек или девушка, никогда не поймёт на сто процентов того, чем ты занимаешься. Это такое сложное чувство, будто обращаешься к кому-то, кто немного на другой планете. И вы понимаете друг друга только по движению рта, как будто недопонимая точно, что именно говорите. Поэтому я и считаю большим плюсом то, что мы оба музыканты, и у нас полное взаимопонимание в этом плане.
Когда есть внутренняя общность, то общая волна становится едина, и она увеличивается в седьмой степени, то есть, если один человек, то один результат, а если двое - то в семь раз больше.
На самом деле, это очень сложный вопрос, по поводу такого супер-общества, где все гладко и синхронно. Бывает, даже, если люди не подходят друг другу, они идеально всё делают вместе, меняются сами, меняют друг друга ради своей любви, и тогда, в какой-то момент, они понимают, что всё, они близки.
Бывает же, что люди изначально очень схожи, они просто прорастают друг в друга и это становится им удобно – такое взаимопроникновение. Но роста не происходит, потому как меняться незачем, все и так, вроде бы, прекрасно. Но в какой-то момент, как правило, из-за выхода из зоны комфорта, кто-то из них начинает видеть эту остановку в развитии личности. Это его пугает, и такое бывало на моей памяти среди моих знакомых, это всегда сложный момент. После такого невероятного погружения в жизнь друг друга, даже можно сказать, что после проживания одной жизни на двоих, очень сложно расставаться, оставаться одним, даже, можно сказать, половиной себя.
У нас пока что все балансирует на нужном уровне и золотая середина во всем, что касается быта и семьи, у нас соблюдается. Макс очень поддерживает меня. Очень помогает. Я также стараюсь поддерживать его, но мы четко понимаем, что нужно давать воздух друг другу, нужно уметь вовремя оставить его/меня наедине с собой.
Я вспоминаю, как мы писали новогоднюю песню, я была в упадническом настроении перед Новым Годом. Из-за этого мне ничего не приходит в голову, ничего не пишется. И вот, утром, открываю почту, а мне Макс, просидев всю ночь за пианино и компьютером, скинул файл. Он сделал демо-запись новогодней песни, и у меня сразу поднялось настроение. Это настроило меня на нужный лад и просто вытянуло из болота дурного настроения. Вот такое «подпихивание» - это очень классно. Главное - куда-то идти вместе, видеть какую-то цель, ну и всё время менять эти цели, вот и весь секрет.
А что делать, если хочется петь, но есть какой-то внутренний голосовой зажим, есть ли совет какой-то, чтобы звук лился сам по себе – свободно и легко?
В этом вся суть занятия вокалом, чтобы научить человека петь, правильно образуя звук внутри себя. Первые пять занятий направлены на то, чтобы снять естественные зажимы. У нас у всех их масса. К примеру, когда мы говорим, у нас нижняя челюсть очень сильно зажата, мало в каком языке вообще предполагается открывать нижнюю челюсть. С такими вот повседневными ошибками и расправляются преподаватели на первых занятиях.
В пении самый удивительный момент на занятиях – это когда случается то, что, как правило, дольше всего не получается – открыть рот. Это занятие бывает всегда самое первое. То же самое есть и в занятиях фортепиано - это поднять руку от клавиш.
Это все психология, просто страх такой – потерять всемогущий контроль. То же самое со ртом, почти никто не может открыть его, расслабить, просто потому, что это весьма неестественно для обычной жизни. А еще мы не дышим правильно в повседневной жизни, мы вообще почти не дышим, делаем это нерегулярно и неправильно, как придётся. Соответственно, этими моментами и занимаются на уроках.
Человек на первом занятии чувствует себя супер-мега-машинистом, у которого куча кнопочек, рычагов, которые постоянно нужно нажимать и переставлять, переключать и за всем следить. Мозг работает очень активно, а некоторые говорят, что «просто плавится». Особенно, когда ты начинаешь петь песню, потому что там ещё прибавляется текст. Это такая необходимая многозадачность. Нет такого универсального правила, все это достигается тренировками (распевками и репетициями). Соответственно, когда я пою, я уже не думаю о каких-то настройках, это всё само происходит. Но для этого нужно очень много заниматься и создавать свои «настройки».
Когда человек начинает петь, именно профессионально, важно, чтобы он не навредил себе, то есть, чтобы не было чрезмерной нагрузки, и так далее. Здоровое пение предполагает кучу всяких упражнений, много правил и задач. Как говорил мой знакомый звукорежиссёр: «это сложно только первые десять лет» (смеется).
Какие у вас возникают ощущения во время концерта?
Бывают такие моменты, когда я не помню, что происходило, не помню, как это всё было, то есть случается что-то необъяснимое. Такое было несколько раз, и это классно, хорошо, но для меня это удивительное явление. Я стараюсь следить за каждым моментом, за организацией всех людей, которые работают с нами. Такой немного всемогущий контроль идет от меня, и он чуть-чуть приземляет.
Но в последнее время все чаще стали происходить магические моменты отсоединения от всего земного и настоящего и перенесения куда-то выше, что ли. И когда это стало происходить, люди стали отмечать новую энергетику на концертах. Думаю, что именно с этим нужно работать, именно это развивать.
Беседовала Яна Махар-Котелевская