Вы когда-нибудь задумывались, отчего так долго и туго идет внедрение электромобилей и электродвигателей, или почему Джордж Лукас начал снимать свою сагу с 4-го эпизода, а Стиву Джобсу понадобилось более 20 лет на реализацию той идеи, которая была у него готова еще в начале 90-х?
Почему все свежее и новое встречает на своем пути крепкое сопротивление? И лишнее ли оно? Например, первые разработки тачскрина и эксперименты с этой технологией, которая в наши дни является чем-то совершенно будничным, происходили еще в начале 70-х. А об электромобилях задумывались еще в 30-х годах XX века.
Любая эволюция, затрагивающая фундаментальные явления жизни, требует вовлечения целой слаженной системы факторов. Что-то может быть готово к переменам, а что-то нет. Порой неготовыми могут быть технологии, а порой – умы наших с вами современников.
И далеко за примерами ходить не придется. Первый паровоз, изобретенный на рубеже XVIII-XIX веков, вызвал панический страх и ужас у современников, поэтому активную эксплуатацию паровозов пришлось на время отложить. Чтобы было яснее, вот некоторые из аргументов, которые казались на тот момент вполне разумными: «если ехать внутри паровоза, можно сойти с ума, умереть от удушья, или при скоростях свыше 40 км/ч головной мозг получит сотрясение».
Или известная история врача-акушера Филиппе Земмельвейса, который в середине XIX века заметил явную связь гигиены с инфекционными заражениями, высокой смертностью при операциях и постоперационными осложнениями. Он постарался ввести в своих кабинетах принципы стерильности и гигиены (к примеру, простое мытье рук) и за это был подвержен активной травле со стороны подавляющего большинства врачей-современников, а впоследствии и вовсе обманом был помещен в психиатрическую лечебницу.
Активным сомнениям, а порой и гонениям подвергалось многое: от первого печатного станка и паровой машины до кинематографа, телевидения, телефона и компьютера.
Все новое, непривычное, приходящее на смену старому, вызывает определенное сопротивление. В качестве активных аргументов, как мы убедились, идут в первую очередь самые несуразные суеверия и предрассудки своего времени. И несмотря на то, что аргументация XVIII-XIX веков сейчас звучит довольно забавно, наше с вами время и современные аргументы в пользу или наоборот против чего-то в перспективе каких-то 50-100 лет могут зазвучать столь же неразумно.
Но скепсис и сомнения, хоть и провоцируют определенную степень инерции, – неслучайны и выглядят лишними лишь на первый, невооруженный взгляд. Было бы недальновидно сетовать на встречные барьеры. Инерция, несомненно, играет важную роль, позволяя выкристаллизовываться и воплощаться лишь чему-то действительно неслучайному и ценному, тому, что способно достаточно стойко встречать активное сопротивление, все более совершенствуясь в процессе, раскрывая собственную гибкость и изобретательность.
Если вы окажетесь в состоянии понять, чем рождено сопротивление, а вместе с тем понять людей, не отрицая их чувства, понять, чем рождено их сомнение, опасение, тревога, а порой и активное осуждение чего-то разумного, но идущего врозь привычкам, устоям и современным традициям, вы пройдете закалку «огнем, водой и медными трубами». Перестав сетовать на некоторую встречную инерцию, вы сможете реализовывать собственные открытия, идеи и убеждения мягко и конструктивно, не реагируя на сопротивление сопротивлением.
Для этого важно понимать, что любая инерция неслучайна. И призвана служить лишь одному – проверке, насколько вы серьезны в своем намерении и в то же время, насколько способны на гибкость в его реализации.
Контекст времени неумолим: то, что своевременно и востребовано прямо сейчас, получает свое развитие без труда, а то, что недостаточно созрело, на время отмирает или уходит на третий план, чтобы сквозь годы возродиться, расцвести и занять положенное место. Порой созревание требует времени, чтобы сформировался и окреп контекст, вместе со всем окружением.
Еще в конце XIX века во многих странах рабство было нормой, как и браки с девочками лет 14. Последняя смертная казнь в старой Европе была не так уж давно – в 80-е во Франции. То, что было нормой когда-то, в наше время может выглядеть полнейшим ужасом. Да таким, что волосы встают дыбом.
И ведь наверняка что-то, что кажется нам с вами сегодня вполне нормальным, через каких-то 20-30 лет будет вызывать естественную реакцию «испанского стыда». А как вы думаете, что из совершенно обыденного и кажущегося сегодня нормой через лет так 50 будет вызывать холодный пот у современников?
Внедрение чего угодно нового, вплоть до идей и убеждений, всегда требует подготовленной для этого рабочей инфраструктуры. Инфраструктура никогда не меняется быстро. Да, революция возможна, но революция рушит. Революция – это всегда насилие. Революция, не глядя, сжигает былое, забывая, что без прошлого не было бы настоящего. Революция неблагодарна. В этом нет инклюзивности. Только вошедшее гибко, эволюционно, способное не выжечь былое в пепел – созидательно и разумно.
Но то, что происходит гибко и эволюционно, требует времени и труда.
На протяжении многих веков человечество боролось с болезнями, катаклизмами, голодом, восстанавливалось от разрушительных последствий войн и эпидемий. Человек разумный выживал, отвоевывая себе место под солнцем.
Конец XX – начало XXI века – это первый этап за все существование нашего вида на этой планете, когда выживание и безопасность больше не являются привилегиями избранного меньшинства. Это доступно. Доступна медицина, продукты питания в таком качестве и таких объемах, которые представить прежде было попросту невозможно.
Когда контекст нашего с вами рациона питания продиктован вопросом выживания – это одно, и совершенно другое, когда вопрос выживания давно не стоит.
Из исторических примеров чуть выше мы с вами убедились, что нет большего препятствия для внедрения разумного, чем суеверия и непросвещенность.
Поэтому, когда вам нечего есть в зимнем лесу или джунглях, возможно, вы сможете убить и съесть животное. Если, конечно, окажетесь способны поймать. Но когда на прилавках любых городских рынков и магазинов есть фрукты, орехи, овощи, игнорировать возможность выбора и определенной сознательности в своем выборе по меньшей мере глупо.
Я далек от рекламы и маркетинга, хоть и подозреваю как формируются в магазинах цены, и что это давно происходит совсем не так, как во времена собирательства и животноводства, но в какой-то момент меня искренне удивила стоимость вегетарианского молока (допустим овсяного) по сравнению с коровьим.
Очевидно, что производство коровьего молока требует значительно больших затрат как на содержание, поддержание, так и на сам запуск этого производства. Необходимо поддерживать комфортную жизнедеятельность живого организма и не одного.
Что если немного пофантазировать и представить, как изменится мир, в котором в одно мгновение окажутся свободны от эксплуатации все животные, которых человек эксплуатирует ради собственной выгоды, развлечений и убивает ради привычных вкусов.
Очевидно, что мы окажемся в мире, где овцы, коровы, гуси, курицы, лошади, свиньи и многие другие животные окажутся свободны. Свободны – значит предоставлены сами себе и отпущены на волю. Поэтому без заботы и любви человека выживут лишь самые сильные, способные вернуться в дикую природу.
Если все перестанут есть мясо, пить молоко, численность домашних животных наверняка спадет, а вместе с тем уменьшатся объемы производимого для поддержания их жизнедеятельности растительного питания. Именно эти ресурсы, добавив немного усердия, можно направить на производство дополнительных объемов растительной еды для человека.
Многие продукты уйдут с прилавков, а вместе с тем уйдет и часть рабочих мест, связанная с поддержанием всего этого. Но каких-то радикальных перемен здесь вряд ли стоит ожидать, разве что больше не будет мясников.
Но естественным образом увеличатся рабочие места, связанные с растительным сельским хозяйством. Будучи востребованной, эта область станет активно развиваться и будет нуждаться во все большем новаторстве и изобретательности. Поэтому совершенно точно появятся профессии, о возможном существовании которых пока никто еще не знает. И это будут профессии разумного высокотехнологичного экологичного сельского хозяйства на пике развития современных технологий и осознанности.
Вместе с тем как «отшелушатся» многие предрассудки, связанные с питанием человека, а с прилавков и столов целиком исчезнут продукты животного происхождения, сойдут на нет многие свойственные человеку рубежа XX-XXI веков заболевания.
Повсеместный переход на растительное питание приведет к активизации многих спящих ресурсов организма, тех, о которых прежде подозревали лишь люди, практиковавшие регулярный пост, голодовки и йогу.
Исчезнет определенная степень насилия и эмоционального возбуждения среди всего человеческого населения планеты. Привычное состояние человека станет более мягким и спокойным, при этом гораздо более приспособленным к активному длительному как физическому, так и интеллектуальному труду.
Многие повседневные состояния и реакции, которые современному человеку кажутся нормальными, обретут лишь актуальную для конкретного контекста, точечную применимость.
Человечество наконец-то перестанет дурно пахнуть! Предполагаю, что вследствие нормализации обмена веществ и значительной оптимизации процессов гомеостаза средняя потребность во сне сократится вдвое, до 4-х часов. Многим наконец-то откроется медитативная прелесть раннего предрассветного времени суток.
Кроме того, обанкротится вся алкогольная промышленность, поскольку специфика пищеварения и обмена веществ в организме человека связывают эти две промышленности наиболее тесным образом.
Значительное сокращение, а затем и вовсе прекращение массового рыболовного промысла приведут к тому, что многие вымирающие виды, населяющие реки, озера, моря и океаны, восстановят свою численность и своей естественной жизнедеятельностью смогут включиться в поддержку и восстановление гомеостаза всего мирового океана.
В целом взаимодействие человека с окружающей средой станет более инклюзивным и эргономичным.
Что бы ни казалось «человеку разумному», животный мир умеет чувствовать и способен ответить добром на добро. Вот только животные не способны вернуть это напрямую – как оплату за сделку. Животные вернут это опосредованно, постепенно помогая человеку налаживать в природе то, что за совсем небольшой (по меркам планеты) период человек своей варварской жизнедеятельностью привел к довольно плачевному состоянию.
Кто-то назовет все это фантастикой, игрой воображения. Можно сказать и так. Но все-таки нет. Не фантастика, а мечта. И эта мечта может стать нашей с вами реальностью. В этом и есть такая тонкая, но такая важная разница. Фантазия достаточна сама по себе. Фантазию не тянет реализовать. Мечта – другое. Мечта жаждет воплотиться и стоит того, чтобы этому посвятить свою жизнь.
Анатолий Токарский