Эстас Тонне: «Сегодня мы освобождаем животных, как 200 лет назад освобождали рабов»

Его называют современным трубадуром, гитаристом-виртуозом и скитальцем. Эстас Тонне много лет странствовал по миру, играя на улицах городов. Благодаря одному из таких выступлений его узнал весь мир: снятое около 9 лет назад видео набрало десятки миллионов просмотров. Затем Эстас стал выступать на сцене и участвовать в международных фестивалях. Язык музыки позволяет ему общаться с людьми из разных уголков мира и делиться своими знаниями.

В интервью Vegetarian Эстас рассказал, почему не играл на гитаре 10 лет, отразились ли на нем ограничения 2020 года и над чем работает сегодня. Мы также поговорили о вегетарианстве, медитациях, свободе и океане жизни.

– Что значит быть трубадуром в современном мире?

– Хотя в настоящий момент было бы неверно полностью идентифицировать себя с трубадуром, годы странствий по миру и уличные выступления – это яркий, долгий и, видимо, ключевой этап на пути творческого раскрытия того Эстаса, которого вы знаете сегодня. 

В древние времена существовали трубадуры, барды и менестрели – те, кто играл инструментальную музыку, аккомпанировал себе на лютне или других струнных инструментах и рассказывал истории, связанные с духовными и политическими явлениями, а также развлекал народ.

Когда в 2002 году гитара вернулась в мою жизнь (а не играл я долго), то сначала произошла трансформация в менестреля – выражался только через звуки гитары. Затем, когда сцена заняла более значительную часть жизни, выражение настоящего момента стало также проявляться посредством абсолютно спонтанных слов. Так происходит на каждом концерте. Что будет сказано – никогда не известно. Это напрямую связано с моим внутренним состоянием, состоянием зала и состоянием общего присутствия. Ни одно выступление не репетируется. Для меня это – выражение жизни в ее спонтанности. Как она проявится через звук и слово – всегда неожиданность! Конечно, иногда слова могут путаться, потому что у меня 4 языка общения, помимо музыкального. Спонтанное выражение жизни через звук и слово – это то, что для меня значит быть трубадуром, скитальцем, странником.

Как и у всех, кто родился в Советском Союзе, у меня, по сути, нет одной-единственной родины. Я соприкасаюсь с огромным количеством культур. Часто живу в странах, в которых даже не могу говорить на местном языке.

– Насколько я знаю, ты долго не задерживался ни в одной стране, максимум останавливался на месяц и снова отправлялся в путешествие. Однако с 2020 года мы географически ограничены. Как и где ты проводишь это время?

– Когда мы закончили тур в Турции в 2019 году, у меня уже было сильное внутреннее ощущение того, что нужен перерыв – не столько от самих выступлений, сколько от бесконечного передвижения и накапливания информации. С мая 2019 года я нахожусь в Австрии, где у меня появился временный домик.

Многие годы мне не удавалось так долго задерживаться на одном месте. Сейчас такая остановка нужна, чтобы пересмотреть какие-то креативные вещи, материалы, которых бесконечно много: не только музыка, но и письмо. Я вел дневник 20 лет, и мне есть, куда заглянуть! Оказалось, что информации еще больше, так как сохранились и записи из детства. Они позволяют сделать тотальный пересмотр, погрузиться внутрь себя, своих семейных и личных историй, внутреннего ребенка, юноши, взрослого человека, мужчины. Погружаясь, мы начинаем замечать повторения. Такое погружение происходит со мной сейчас. В настоящий момент во мне нет острой потребности ездить по всему миру, чтобы себя выразить. Чувствую, что настало время позволить выразиться тому, что давно в себе ношу и никак не могу отпустить. Нужно отдать это миру! Еще предстоит понять, в какой форме оно хочет быть явлено: может быть, это будет книга, несколько книг или фильм. Это и сказки, и потенциальные сценарии.

С мая 2019 я закончил ряд проектов, посетил несколько стран, но отсчет моего стационарного пребывания в Австрии был начат в ноябре того же года, еще до «пандемии». Так что вся эта карантинная ситуация меня особо не коснулась. Естественно, осенний тур 2020 пришлось перенести на осень 2021-го, но до сих пор непонятно, как это будет. Спешки нет, мне есть чем заниматься сейчас.

– Есть ли страна, которую ты считаешь своим домом? Или это весь мир?

– Конечно, это весь мир. Есть места, куда я приезжал, не говоря на местном языке, например, бразильском-португальском, но чувствовал себя «дома». Ощущение дома – это то, как мы чувствуем себя внутри. Мой «дом» живет во многих странах – в определенных местах, где я бывал, в людях, которых встречал, в этих связях! Это не зависит от страны, от времени и национальности.

– Ты говоришь на 4 языках, помимо языка музыки. На каких?

– Русский – язык, который мне передали родители, ведь я родился в Украине, в Советском Союзе. Также английский, мексиканский испанский и иврит (я много лет провел в Израиле).

– Эстас – это форма испанского глагола «быть». Как ты решил изменить имя?

– Я ничего особо не менял, лишь добавил одну букву – английскую «Е», или испанскую «Е». Родители назвали меня Стасом. Это имя казалось мне не совсем полным, а Станислав слишком официальным.

История, связанная с появлением имени Эстас, случилась в Лос-Анджелесе, в 2003 или 2004 году. Я собирался сделать визитную карточку (тогда уже кочевал по Калифорнии), и нужно было ее подписать. Однако мне не давала покоя мысль о том, что в имени Стас должно быть что-то еще. Перебирал варианты, но ничего не было близко. К тому моменту я еще не бывал в Мексике и не говорил по-испански. Но вдруг, как в фильме или в мультике, передо мной всплыла буква Е. Я произнес «Эстас» и почувствовал себя дома! С того момента и проявилось это имя.

Многие сегодня пытаются звать меня Стасом, но мне приходится отвечать, что Стас – это уже не я, он жил другой жизнью. Конечно, не стоит ожидать того, что родители будут называть меня иначе. Но сам себя сейчас я ощущаю Эстасом. В имени Эстас есть заряд музыки! Estas Tonne с разных языков переводится как «you are tone» – «ты звук».

– Пойти в музыкальную школу было твоим желанием?

– Моя тетя – преподаватель фортепиано, дядя был довольно известным в СССР конферансье, объездил весь Союз, довольно много артистов было (и есть) в нашей семье по линии отца. В 7 лет меня отвели за ручку учиться играть на фортепиано, но оказалось, что из-за сколиоза это было нежелательно. Спросили, хочу ли пойти на гитару. Ребенок (я) ответил: «Хорошо».

Тогда у него были другие интересы – например, гонять в футбол, лазить по фруктовым деревьям. Но ребенку повезло: у него был учитель, который смог увлечь его и привить интерес к культурам мира. Он все время находил для меня то, что соответствовало моему характеру, а я был мальчик темпераментный и неусидчивый. Это были различные танцы: бразильские, кубинские, испанские, арабские, еврейские, танго, румба, вальсы. Только благодаря этому учителю я смог отучиться 5 лет и еще остаться на гитарном факультете.

Потом, когда мы переехали в Израиль, жизнь изменилась, и мне пришлось отложить гитару вообще. Но настоящий подарок не уходит навсегда! Поэтому, когда я уже играл на улицах Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Парижа, Дублина, было ощущение, что это происходило со мной не одну жизнь! Дело не в том, чтобы достичь какого-то мастерства и знать много аккордов, потому что музыка – это не аккорды. Важно ощущение этого трубадурства – воспоминание того, что это мне до боли знакомо и повторяется тысячи лет, из жизни в жизнь… Может быть, я играл на другом инструменте и в другой вариации, но мне это очень близко. Как еще объяснить тот факт, что человек может объездить с гитарой полмира? Я мог приехать в незнакомый город, точно зная, куда именно мне идти играть, как расположиться в таком месте, где присутствует больше элегантности, красоты, где есть фонтанчики, а также публика. Это был и заработок, и место встреч, и потрясающие ситуации, за которыми я наблюдал и записывал их. И это было знакомо мне на уровне какого-то путешествия души.

Иногда на выступлениях в зале мне этого не хватает. Да, спонтанность концерта остается, но прописанные даты – я совсем не так привык жить. Тем не менее, это тоже интересно. Очень важно оставлять время для себя и своих экспромтов.

– Каждый ваш концерт – это абсолютная импровизация?

– Это всегда структура, и всегда импровизация. Пьесы формировались годами путешествий. Я приехал в Барселону, полиция забрала у меня гитару. Потом поехал в Гранаду. За день, что я провел там, родилась мелодия, которая развилась во что-то еще. Так и создавались пьесы – эти короткие истории, у которых есть свое имя, в импровизациях они рождают новые версии. Но 10 лет назад эти пьесы стали формироваться в одно большое путешествие. Сейчас это уже не отдельные маленькие сказки. Мне интересно наблюдать за тем, как эти части кочуют из одного произведения в другое. При записи альбома нужно дать им имя, но оно не имеет значения. Имя не отобразит того музыкального момента, который себя выражает, в котором присутствует дыхание жизни.

Записи я называю открытками – в них лишь воспоминания о моменте! А в спонтанном моменте может быть и прошлое, и настоящее, и потенциальное будущее. Из момента вытекают новые вариации, которые создают новые миры, а они, в свою очередь – новые потенциальности. Я просто наблюдаю за этим. Путешествия (музыка – прим. ред.) могут длиться 2-3 часа. Это – вариации, которые абсолютно спонтанно выражают себя, вытекают одна из другой. Мы не можем раздробить океан на кусочки и дать им имена. Это уже не будет океаном. Но это не всегда понятно людям. Они пришли, чтобы послушать, например, Golden Dragon. Я отвечаю им, что Golden Dragon звучал сегодня 3 часа! Но он стал чем-то другим. Конечно, иногда я чувствую, что отдельные истории хотят выразить себя, и могу сыграть их, но все равно, это уже будет другая вариация, темп и динамика. В этом для меня – правда жизни! Иначе это – конструкция. Она может быть прекрасной, но я не чувствую, что мне это нужно.   

– Почему же некоторые люди сравнивают музыку с математикой?

– В этом тоже есть правда, но, если мы смотрим не от формулы к музыке, а, наоборот, от музыки к формуле. Например, в музыке народов мира тоже есть математика и формулы, но внутри этой формы всегда будет неизведанное. В этом присутствует правдивость (неподдельность, естественность) – истинный момент, который мы не построили из головы по формуле. Потому что можно, как это сегодня происходит в мире музыки, изучить досконально Моцарта, Баха, вывести формулу и создать что-то в точном соответствии с ней. И это будет красиво, но от ума, ненастоящим. Настоящий поток, океан – это совсем другое!

– Когда ты впервые играл на улице и когда впервые ощутил, что момент выражает себя через музыку?

– Мой самый первый опыт игры на улице был лет в 15-16 в Израиле. Мы просто что-то лабали, чтобы заработать несколько монет и почувствовать себя независимыми. Это происходило пару месяцев, после чего я гитару отложил.

Музыкальная «инициация» произошла в Нью-Йорке, после встречи со скрипачом Мишей Шульманом. Он был из Москвы, но жил в США. Я встретил его в метро, предложил сыграть, а он был слишком занят и сказал, что перезвонит, но не перезвонил. И вот спустя время я еду в метро и вижу его. Говорю: «Ты же обещал позвонить». А он: «Гитара с собой? Доставай!» Мы сыграли в переполненном вагоне, следовавшем из Манхеттена в Бруклин. Нам аплодировали все присутствующие. Тогда это принесло невероятное ощущение радости от соединения в звуке. Это был праздник! Со следующего дня мы стали играть по всему Нью-Йорку! А потом меня словно закружило в вихре жизни, я уехал в Лос-Анджелес и т. д.

Но тогда, в вагоне поезда, еще не произошло исчезновение индивидуальности. Ощущение «я» терялось на улицах. Я растворялся и присутствовал в моменте одновременно. С одной стороны, нужно было быть начеку, потому что ты не знаешь, что произойдет – приедет полиция или подойдет сумасшедший. С другой стороны, полностью исчезало персоналити. И в этом есть некоторый разлад во мне. Как объединить эти две сущности? Одна суетится, пытается решить какие-то вопросы, а у того, кто там играет – у него нет вопросов. Он не хочет есть, пить, ему ничего не нужно… не нужно, чтобы ему аплодировали или что-то дали. Он просто есть в этом моменте! Нет, он и есть этот момент! Через него происходит полное выражение жизни!

– Чтобы быть в таком состоянии, люди занимаются медитациями. Ты тоже их практикуешь?

– Здесь существуют, как минимум, два Эстаса – один живет на сцене, а другой сталкивается с бытовыми вопросами. В реальной жизни нам постоянно приходится сталкиваться и с бюрократией, и с бытом. У нас есть тело, мы едим, ходим за продуктами и т.д. Поэтому любые практики, которые позволяют нам включаться и быть в состоянии момента, необходимы. Я медитирую несколько раз в день, иногда занимаюсь йогой. У меня есть определенная диета, с которой я экспериментирую много лет.

– Как ты пришел к вегетарианству?

– Я вырос в семье, в которой вегетарианство было чем-то непонятным. В детстве, в середине 80-х, пожилая пара из Грузии, которая жила в Запорожье, пригласила нас с бабушкой на ужин. Мы пришли и не поняли, когда подадут еду, потому что на столе были одни салатики и травки. Я до сих пор с потрясением вспоминаю эту пару, ведь быть вегетарианцем в Советском Союзе было чем-то невероятным!

В мою жизнь вегетарианство вошло, когда я стал «трубадуром», в 2003 году, в результате встречи с потрясающей семьей в Сан-Франциско. Я за ними наблюдал и потом буквально через год сам перестал есть мясо. На меня также повлияли многочисленные переезды, во время которых я видел фермы и то, как на них обращались с животными. Потом я перестал есть рыбу. Помню, однажды стоял в ресторане перед аквариумом и видел, как эти рыбины плавали практически друг на друге и ждали своей участи. Они смотрели на меня, а я на них, не понимая, как их можно есть… В этот момент у меня было прозрение. Затем, наряду с вегетарианством, я стал экспериментировать, потому что заметил изменения в своем теле. Быть в теле также означает, что его необходимо очищать. Вместе с тем убежден, что не всем нужно быть вегетарианцами. Но важно понимать, что именно мы едим, откуда эти продукты приходят, как их выращивают, как к ним относятся, как их собирают, как их продают.

– То есть вегетарианство случилось с тобой также спонтанно?

– Безусловно, на меня повлияли наблюдения за друзьями-вегетарианцами. Но это была и комбинация разных случаев. И история с рыбами, и то, что я видел огромные фермы, переполненные обреченными на смерть животными. Когда человек такое наблюдает, в нем что-то меняется. Возможно, во мне есть родовая память о том, как относились к моим предкам. Потому что сегодня мы освобождаем животных, а точно так же 200 лет назад освобождали мужчин и женщин, которые были рабами. А в чем разница? Сегодня кто-то выращивает животных для боев, тогда как раньше использовали для боев гладиаторов! Сегодня спорт – это осознанное решение мужчины и женщины, они не рабы. У животных же нет выбора.

Понимание того, что может происходить внутри живого существа, обладающего сознанием, – это часть раскрытия общечеловеческого сердца.

Дело даже не в том, чтобы не есть животных или не быть охотником. Для сравнения – сейчас на «охоту» люди идут в супермаркеты. Раньше человек не убивал по 20 тысяч животных, он брал только то, что нужно для выживания семьи. Сейчас же, я знаю, в Сибири есть охотники, которые зарабатывают деньги на истреблении целого вида, расстреливая стада, чтобы продать шкуры. Это не охота, а убийство! Важно, чтобы человек понял, что на него смотрит живое существо!

– Есть ли параллель между тем, что ты пришел к этому чувствованию мира, и музыкальным потоком?

– Наверняка этот звук меня многому научил и многое включил внутри моего сознания! Я смотрю на жизнь этого мальчика (Эстаса), на то, где он рос, что с ним происходило, и понимаю: из той прежней жизни остались только родственники и еще несколько человек. Произошли явные изменения во мне. Звук способствовал этому.

– Религиозный ли ты человек? Во что ты веришь?

– Церковь – это просто организованная корпорация, так мне видится. Религия подается через нее как чистая красивая монета, но нужно не забывать, что происходило 300-400 лет назад. Многие женщины сегодня говорят, будто помнят, как их сожгли на костре. Они не просто так это вспоминают. Потому что это действительно происходило – во имя религии!

Нельзя сказать, что все в религии плохо. Религиозными были и есть многие потрясающие, красивейшие люди, которые чистосердечно включены в это божественное. То, что они делают из кого-то богов… Возможно, и в этом есть правда. Мы все есть Бог. Все – это Бог. Поэтому разделять все по критериям и давать названия – это как дробить океан на кусочки.

– А что для тебя правда?

– Когда не нужно говорить об этом. Разве океану нужно доказывать кому-то, что он океан? Нужно доказывать что-то птице, которая сидит на ветке и поет песню весны? Надо просто наблюдать и отвечать на вопросы самому себе, а не следовать за какими-то сообществами, корпорациями или кампаниями, которые якобы вещают правду.

Да, во все времена внутри каждой религии мира были и есть глубоко духовные люди. Тем не менее, большинство корпораций соревнуются друг с другом. Даже внутри христианства, буддизма или иудаизма есть разделения. И это – дробление океана! Мы можем просто наслаждаться океаном. А они ставят ограничительные столбы через каждые 10 метров и дают им названия. Но это все есть океан!

– Мне сложно представить тебя, идущим в магазин за продуктами или занимающимся другими бытовыми делами…

– Я абсолютно нормальный человек с нормальными желаниями, которые должны проявляться! На заправку заехать, в магазин зайти, приготовить еду, убрать в доме, поиграть, прогуляться, ответить на сообщение – это тоже проявление того, что должно быть.

– Считаешь ли ты себя свободным, или правила тебя ограничивают?

– Если у нас есть сопротивление каким-либо правилам, это отображает действительную нашу свободу. Можно сказать, что я – странствующий трубадур: тот, кто свободен от всего, тот, кто идет, а ветер развевает его волосы (улыбается). Но это только часть меня, а другой части нужно иногда иметь дело с бюрократией: тем, что связано с печатями, документами, паспортами, визами, бухгалтерией. Есть какое-то сопротивление этому, и я вижу, что не совсем свободен. Абстрагироваться от реальности полностью не получится.

Говорят, если хотите узнать, насколько вы свободны, поезжайте к своим родителям. Я это делаю довольно часто! Что я могу рассказать родителям, которые меня знают с первой секунды появления в этом мире? Неважно, какое сознание у Эстаса сейчас, что он делает в этом мире, кем стал и чего добился – есть как минимум два человека, которые помнят его только появившимся на свет. Да, он может рассказать им про вегетарианство, осознание, медитации. Раньше мама сидела и разговаривала со мной часами, теперь мы немного поменялись ролями.

Многие люди считают себя свободными, путешествуют по миру, но у них есть разлад с родными. Я же вижу в этом неотделимую часть пути! У каждой души есть причина быть здесь и родиться в той или иной семье!

– Что значит вспомнить себя?

– Каждому из нас дано вспомнить то, что нужно вспомнить. Важно достичь духовной связи внутри себя с этим всем – вне истории этой жизни. Это и есть часть воспоминания себя. Сколько жизней в одной жизни! Сколько жизней прожил Эстас! У него каждый год в Америке ощущался как 10 лет. Он шел против течения, вне графика, вне расписания и материального приземления – не было банковского счета, вообще ничего! Сегодня он ночевал здесь, через пару недель – в другом месте.

Сегодня у меня другая жизнь. Мне пришлось пощупать всю эту материальность. Я был абсолютно вне системы, а сейчас оказался в ней! Все подвязано к онлайну, к банковским операциям. Тем не менее, если говорить о свободе, то есть хорошее выражение – быть в миру, но быть вне этого мира! Когда Эстас на сцене, его нет в материальном мире. Другой же – в нем присутствует. Также внутри меня живет мальчик, юноша, пират, цыган, потенциальный дедушка и не только. Как с ними быть со всеми? (улыбается)

– В скольких странах ты побывал?

– Никогда не считал. Практически вся Европа, очень много мест в США, частично Южная и Латинская Америка, немного Ближнего Востока. Пока не был в Японии, Новой Зеландии, Австралии. Хотя, когда думаю о Японии, я ее будто знаю. Такое же ощущение было и с Кубой, где я побывал. Однако в первые дни моего пребывания в этой стране я чувствовал большое сопротивление, и мне даже хотелось немедленно уехать. Сложно было видеть огромные контрасты и несправедливость. Но спустя неделю пришло понимание: если люди живут в таких условиях, значит, почему-то нужно, чтобы они находились именно там.

– Кстати, о несправедливости. Ты хотел бы изменить мир?

– Раньше хотел. А сейчас я вкладываю в этот мир понемногу, что могу, и не требую от него измениться! Мир таков, потому что он так устроен. Желать, чтобы этот мир был всегда красивым, добродушным и радостным – это пребывать в иллюзии. Но почему мы мечтаем об этом? Потому что внутри нас существует источник такой правды, возможно, воспоминания. Может быть, это построено на потенциальности, к которой мы могли бы прийти здесь. Но отвергать, что сегодня есть ужасы, потрясения, уродства и войны – значит отрицать то, что неразделимо существует внутри нас. Желание изменить мир появляется в каждом человеке, в котором что-то раскрывается.

Мир – это зеркало! Нужно еще глубже изучать себя, свои потайные хранилища, в которых спрятаны разрушительные программы, боль, в том числе из родовых историй. Есть причина, почему мы рождаемся именно в такой семье, в таких условиях, на такой-то улице и в конкретном доме, говорим на таком-то языке, окружены определенными людьми! Каждый видит мир по-своему! Так какой именно мир менять? Давайте менять мир внутри себя! Тогда и других изменений не потребуется.

– Когда границы откроют, приедешь с концертом в Россию?

– Несколько концертов перенесены на осень 2021 года. По идее, они должны состояться, но пока не совсем ясно. Сейчас во всем мире происходит глобальный процесс. Топать ногой и говорить: «хочу, чтобы было, как раньше!», – невозможно. Нужно наблюдать, что происходит в данный момент, и куда это нас ведет. Если нас приведет в Москву – с радостью. И это не только Москва, но и Питер, Сибирь, а также Украина, Прибалтика. Я вырос в Советском союзе и никогда не участвовал в этих разделительных программах. И не участвую сегодня. Я приезжаю на встречу с людьми, и неважно, где она, эта встреча. Но мне, безусловно, близко приезжать туда, где можно выражать себя на родном языке – русском. И на языке музыки, естественно.

– То есть, как раньше уже не будет? Как ты думаешь, для чего эти перемены?

– Не просто не будет как раньше, есть в этом нечто большее. Это не значит, что нужно пассивно наблюдать или присоединиться к митингующей толпе. Нет, каждый человек должен осознать, для чего он здесь и что должен делать. Я не говорю, что нужно вершить революции. Хотя, возможно, должна произойти какая-то революция любви. Может быть, это утопия, а может быть, и нет. Потому что я чувствую, что не один такой, кто бы в этом поучаствовал. Тем не менее, это – процесс, направленный изнутри наружу, а не наоборот. Важно ощущать, что вы должны сделать в этом мире, не основываясь на каких-то травмах и драмах, а следуя своей божественной песне – этому ощущению океана в каждом!

– Что ты пожелал бы тем, кто читает это интервью?

– Слышать океан внутри себя! Не разделенный океан, у которого есть национальность или принадлежность к какой-то стране, а слушать внутренний зов, быть в согласии и гармонии с ним. Это очень непросто каждому из нас…и мне тоже. Но как бы мы ни бегали, океан нас к себе приведет. Он внутри каждого. Неважно, как это называют, слова не имеют значения. Желаю всем научиться слышать голос сердца. Следовать ему, независимо от того, что происходит вне нас.

 

БЛИЦ

Спокойствие или буря эмоций?

Буря эмоций

Травяной чай или свежевыжатый сок?

Сок

Море или горы?

Море, однозначно

Кино или литература?

Кино

Зима или лето?

Лето

Рок или джаз?

Ни то, ни другое

Путешествие или гитара?

Это же одно и то же

Январь 2021

Беседовала Надежда Петрова

Фото: Гедриус Дагис, Екатерина Русских, Fiktion (Thomas Tutsch)