Про медитацию випассана ходят разные слухи. Одни говорят об этой практике как о слишком жесткой из-за правил, которые просят соблюдать медитирующих. Вторые утверждают, что випассана перевернула их жизнь, а третьи — что они видели вторых, и те совсем не изменились после курса.
Медитацию преподают на десятидневных курсах по всему миру. В течение этих дней медитирующие соблюдают полное молчание (никак не общаются ни друг с другом, ни с внешним миром), воздерживаются от убийства, лжи и сексуальной активности, едят только вегетарианскую пищу, не практикуют никакие другие методики и медитируют более 10 часов в день.
Я прошла курс випассаны в центре Dharmashringa рядом с Катманду и после медитации по памяти написала эти записки
***
Каждый вечер после медитаций мы приходим в комнату, в которой стоят две плазмы — одна для мужчин, одна для женщин. Мы садимся, и перед нами на экране возникает мистер Гоенка, учитель медитации. Он пухленький, предпочитает белый цвет и всю дорогу травит байки, от которых сводит живот. Он оставил тело в сентябре 2013 года. Но здесь он перед нами на экране, живой. Перед камерой Гоенка ведет себя абсолютно раскованно: чешет нос, громко сморкается, смотрит прямо на медитирующих. И действительно кажется, что он живой.
Про себя я назвала его «дедуля Гоенка», а позже — просто «дедуля».
Старичок каждый вечер начинал свою лекцию о дхарме словами «Today was the hardest day» («Сегодня был самый трудный день»). При этом выражение лица у него было такое грустное и такое сочувствующее, что первые два дня я верила этим словам. На третий я заржала как конь, услышав их. Да он же просто смеется над нами!
Смеялась я не одна. Сзади раздался еще один жизнерадостный всхлип. Из примерно 20 европеек, слушавших курс на английском, засмеялись только мы с этой девушкой. Я обернулась и — так как смотреть в глаза было нельзя — бегло охватила взглядом образ в целом. Он был такой: леопардовая куртка, розовые леггинсы и рыжие кудрявые волосы. Горбатый нос. Я отвернулась. На сердце как-то потеплело, и дальше всю лекцию мы периодически ржали вдвоем. Это было такое облегчение.
***
Сегодня с утра между первой медитацией с 4.30 до 6.30 и второй с 8.00 до 9.00 я сочинила историю, как мы — европейцы, японцы, американцы и русские — приезжаем в Азию на медитацию. Сдаем телефоны и все, что мы там сдали. Проходит несколько дней. Мы едим рис в позе лотоса, служащие с нами не разговаривают, подъем в 4.30... Ну, короче, как обычно. Только однажды с утра появляется надпись около зала медитации: «Вы в заключении. Пока вы не достигните просветления, мы вас не выпустим».
И что делать в такой ситуации? Спасаться? Смириться с пожизненным заключением?
Помедитировать какое-то время, может, и правда удастся в такой стрессовой ситуации достигнуть чего-то? Неизвестно. Но весь антураж и всевозможные человеческие реакции мое воображение показывало мне целый час. Было славно.
***
Вечером снова пошли в гости к дедуле Гоенке. Мне очень нравятся его истории про Будду, так как от них веет реальностью и закономерностью — в отличие от историй об Иисусе Христе.
Когда я слушала дедулю, вспомнила историю про Лазаря из Библии. Суть ее в том, что Иисус Христос пришел в дом к родственникам умершего Лазаря. Лазарь уже почти разложился, но они так плакали, что Христос, чтобы явить чудо, воскресил его. И все прославили Христа, и Лазарь, насколько я помню, стал его учеником.
Вот похожая, с одной стороны, но с другой стороны, совсем не похожая история от Гоенки.
Жила-была женщина. У нее умер грудной ребенок. Она сошла с ума от горя. Она ходила по домам, держала ребенка на руках и говорила людям, что ее сын спит, он не умер. Она умоляла людей помочь ему проснуться. И люди, видя состояние этой женщины, посоветовали ей сходить к Гаутаме Будде — вдруг он сможет помочь ей.
Женщина пришла к Будде, он увидел ее состояние и сказал ей: «Хорошо, я понимаю твое горе.Ты уговорила меня. Я воскрешу твоего ребенка, если ты прямо сейчас пойдешь в деревню и найдешь хотя бы один дом, в котором никто не умер за 100 лет».
Женщина очень обрадовалась и пошла искать такой дом. Она заходила в каждый дом и встречала людей, которые рассказывали ей о своем горе. В одном доме умер отец, кормилец всей семьи. В другом мать, в третьем кто-то такой же маленький, как и ее сын. Женщина начала слушать и сопереживать людям, которые рассказывали ей о своем горе, и также смогла рассказать им о своем.
Пройдя все 100 домов, она вернулась к Будде и сказала: «Я осознаю, мой сын умер. У меня горе, как и у тех людей из деревни. Мы все живем и все умираем. Ты знаешь, что делать, чтобы смерть не была таким огромным горем для всех нас?». Будда научил ее медитации, она обрела просветление и стала учить медитации других.
Эх...
Кстати, Гоенка говорил об Иисусе Христе, пророке Муххамеде, как о «персонах полных любви, гармонии, мира». Он говорил, что только человек, в котором нет ни капли агрессии или гнева, может не испытывать ненависти к людям, которые его убивают (речь идет о Христе). Но что религии мира потеряли то изначальное, что несли эти полные мира и любви личности. Обряды заменили суть происходящего, подношения богам — работу над собой.
И на этот счет дедуля Гоенка рассказал еще одну историю.
У одного парня умер отец. Его отец был неплохим человеком, таким же, как и все мы: когда-то гневался, когда-то был хорошим и добрым. Он был обычным человеком. И его сын любил его. Он пришел к Будде и сказал: «Уважаемый Будда, я очень хочу, чтобы мой отец попал в рай. Ты можешь это организовать?»
Будда ответил ему, что с точностью до 100% он не может гарантировать этого, да и никто, в общем-то, не может. Молодой человек настаивал. Он говорил, что другие брахманы обещали ему провести несколько обрядов, которые очистят душу отца от грехов и сделают ее такой легкой, что облегчат ей попадание в рай. Будде же он готов заплатить гораздо больше, ведь его репутация очень хороша.
Тогда Будда сказал ему: «Ок, сходи на базар и купи четыре горшка. В два из них положи камни, а в другие два налей масла и приходи». Юноша ушел очень радостный, он говорил всем: «Будда обещал, что поможет душе моего отца попасть в рай!». Он все сделал и вернулся. Около реки, где ждал его Будда, уже собралась толпа людей, заинтересованных в происходящем.
Будда сказал положить горшки на дно реки. Юноша сделала это. Будда сказал: «А теперь разбей их». Юноша нырнул еще раз и разбил горшки. Масло всплыло, а камни остались лежать на дней.
«Так и с деяниями мыслями и чувствами твоего отца, — сказал Будда. — Если он работал над собой, то его душа стала легкой, как масло, и поднялась вверх до нужного уровня, а если он был злым человеком, то внутри него образовались такие камни. И никто не может превратить камни в масло, никакие боги — кроме твоего отца».
— Так и вы, чтобы превратить камни в масло, работаете над собой, — закончил свою лекцию дедуля.
Мы встали и пошли спать.
***
Сегодня с утра после завтрака я заметила список около дверей столовой. В нем было три колонки: имя, номер комнаты и «что вам нужно». Я остановилась и начала читать. Выяснилось, что девушкам вокруг, в основном, нужна туалетная бумага, зубная паста и мыло. Я подумала, что неплохо было бы написать свое имя, номер и «один пистолет и одну пулю, пожалуйста» и улыбнулась.
Читая список, я наткнулась на имя своей соседки, которая смеялась тогда, когда мы смотрели видео с Гоенкой. Ее звали Джозефина. Я сразу назвала ее Леопардовая Джозефина и почувствовала, что она окончательно перестала быть для меня всеми остальными пятьюдесятью женщинами на курсе (около 20 европеек, двое русских, включая меня, примерно 30 непалок). С тех пор к Леопардовой Джозефине у меня возникла теплота в сердце.
Уже вечером, в час перерыва между медитациями, я стояла и нюхала огромные белые цветы,
похожие на табак (так называются эти цветы в России), только размером каждый с настольную лампу, как мимо меня пронеслась на полном ходу Джозефина. Она шла очень быстрым шагом, так как бегать запрещалось. Она прошла так полный круг — от зала для медитации к столовой, от столовой к корпусу, от корпуса вверх по ступенькам к залу для медитации и еще раз, и еще. Другие женщины прогуливались, целая стайка застыла на верхней ступеньки лестницы перед Гималаями. Одна непалка делала упражнения на растяжку с лицом полным ярости.
Джозефина пронеслась мимо меня шесть раз, а потом села на скамейку и вся сжалась. Обхватила свои розовые лосины руками, закрылась копной рыжих волос.
Последний отблеск ярко-розового заката сменился вечерней синевой, и снова прозвучал гонг на медитацию.
***
После того, как мы три дня учились наблюдать за своим дыханием и не думать, пришло время попробовать ощутить, что происходит с нашим телом. Теперь мы во время медитации наблюдаем за ощущениями, которые возникают в теле, проходя вниманием от головы до ног и обратно. На этом этапе про меня выяснилось следующее: с ощущениями у меня проблем совершенно нет, я начала все чувствовать еще на первый день. А вот с тем, чтобы не вовлекаться в эти ощущения, проблемы есть. Если уж мне жарко, то, блин, как же мне жарко, мне ужасно жарко, кошмарно жарко, очень жарко. Если я чувствую вибрацию и жар (и понимаю, что эти ощущения связаны с гневом, так как именно эмоция гнева возникает у меня внутри), то уж как я ее чувствую! Всей собой. И после часа таких скачков я чувствую себя совершенно измочаленной, беспокойной. О каком дзене шла речь? Ээээ… Я чувствую себя вулканом, который извергается каждую секунду своего существования.
Все эмоции стали в 100 раз ярче и сильнее, всплывают многие эмоции и телесные ощущения из прошлого. Страх, жалость к себе, злость. Потом они проходят и всплывают новые.
Из динамиков раздается голос дедули Гоенки, который снова и снова повторяет одно: «Just observe your respiration and your sensations. All feelings are changing» («Просто наблюдайте за своим дыханием и ощущениями. Все чувства трансформируются»).
Ох-ох-ох…
***
Объяснения Гоенки стали более сложными. Теперь я иногда хожу слушать инструкции на русском языке вместе с девушкой Таней (мы познакомились с ней до курса) и одним парнем.
Курсы проходят на мужской половине, и чтобы пройти в наш зал, нужно пересечь мужскую территорию. Это стало очень сложным. У мужчин совсем другая энергетика. Они смотрят на тебя, и хотя они такие же медитирующие, как ты, все равно их взгляд двигается так:
- бедра,
- лицо (бегло),
- грудь, талия.
Они делают это не специально, просто такова их природа. Они не желают меня, не думают обо мне, все происходит на автомате. Но чтобы пройти их территорию, я накрываюсь пледом, как паранджой. Странно, что в обычной жизни мы почти не чувствуем взглядов других людей. Сейчас каждый взгляд ощущается, примерно как прикосновение. Я подумала, что мусульманкам не так уж плохо живется под паранджой.
***
Сегодня днем стирала с непальскими женщинами. С одиннадцати до часа у нас свободное время, а это значит, что можно постирать одежду и принять душ. Все женщины стирают по-разному. Европейки берут тазы и удаляются на травку. Там они сидят на корточках и долго мочалят свою одежду. Обычно у них есть порошок для ручной стирки. Японки стирают в прозрачных перчатках (они вообще забавные, чистят зубы пять раз в день, складывают одежду стопочкой, в душ всегда первые).
Ну так в то время, как все мы сидим на травке, непальские женщины захватывают раковины и разводят рядом с ними настоящий потоп. Они трут свои сальвар камизы (национальная одежда, выглядит как просторные шаравары и длинная туника) мылом прямо на кафельной плитке. Сначала руками, потом ногами. Потом они сворачивают одежду сильными руками в тканевые жгуты и мутузят ими по полу. Вокруг разлетаются брызги. Случайные европейки разбегаются. Все остальные непальские стирающие женщины никак не реагируют на происходящее.
И вот сегодня я решила рискнуть жизнью и постирать с ними. В принципе, мне нравится их стиль. Я тоже начала мылить одежду прямо на полу, топтаться по ней босиком. Все непальские женщины стали на меня периодически поглядывать. То одна, то другая задевали меня своей одеждой или выливали воду так, что на меня вылетела куча брызг. Была ли это случайность? Когда я свернула жгут и хорошенько долбанула им об раковину, меня, наверное, приняли. По крайней мере, больше уже никто на меня не поглядывал, и мы продолжали стирать в одном темпе — дружно и ладно.
Через несколько постиранных вещей к нам пришла самая старая женщина на курсе. Я назвала ее Момо. Хотя по-непальски бабушка будет как-то по-другому, потом я узнавала, как — это сложное и не очень красивое слово. А вот имя Момо очень даже ей подходило.
Она была вся такая нежная, стройная и сухая, загорелая. У нее была длинная седая коса, приятные тонкие черты лица и цепкие руки. И вот Момо начала мыться. Неизвестно, почему она решила сделать это не в душе, который был тут же рядом, а прямо здесь у раковин на виду у всех.
Она была в сари и сначала сняла его верхнюю часть. Оставаясь в сухом сари снизу, она окунула часть ткани в таз и начала ее намыливать. На абсолютно прямых ногах она наклонилась к тазу и страстно драила свою одежду. Была видна ее голая грудь. И эта грудь выглядела, как грудь молодой девушки — маленькая и красивая. Кожа на спине у нее была как будто в трещинках. Плотно облегала выступающие лопатки. Она была вся такая подвижная, юркая, цепкая. Постирав верхнюю часть сари и надев его на себя, она распустила волосы и окунула их в тот же таз с мыльной водой, где только что было сари. Почему она так экономит воду? Или мыло? Ее волосы от мыльной воды или, может быть, от солнца стали серебряными. В какой-то момент к ней подошла другая женщина, взяла какую-то тряпку, опустила ее в таз, в котором было сари, и начала тереть Момо спину. Женщины не оборачивались друг к другу. Они не общались. Но Момо совершенно не удивило то, что ей трут спинку. Потерев так какое-то время кожу в трещинках, женщина положила тряпку и ушла.
Она была очень красивая, эта Момо. В солнечном дневном свете, в мыле, с серебряными длинными волосами и худым сильным телом.
Я загляделась и что-то там терла в тазу для виду, и в итоге не успела постирать штаны, когда прозвучал гонг на медитацию.
***
Ночью проснулась от ужаса. Сердце колотилось, как ненормальное, в ушах стоял явно слышимый звон, живот горел, я была вся мокрая от пота. Я боялась, что в комнате кто-то есть, я чувствовала что-то странное...Чье-то присутствие... Я боялась смерти. Этого момента, когда все для меня закончится. Как это будет происходить с моим телом? Буду ли я чувствовать, как останавливается мое сердце? Или, может быть, рядом со мной кто-то не отсюда, я просто не вижу его, но он тут. Он может появиться в любую секунду, и я увижу его очертания в темноте, его горящие глаза, почувствую его прикосновение.
Мне было так страшно, что я не могла пошевелиться, а с другой стороны, я хотела что-то сделать, что угодно, только чтобы это закончилось. Разбудить девушку волонтера, которая жила с нами в корпусе и рассказать ей, что со мной, или выйти на улицу и стряхнуть с себя это наваждение.
На каких-то остатках силы воли, а может быть, уже на выработавшейся привычке к наблюдению, я начала наблюдать за своим дыханием. Не знаю, сколько это все продолжалось, я чувствовала дикий страх на каждом вдохе и выдохе, снова и снова. Страх от понимания, что я одна и никто не может меня защитить и спасти от момента, от смерти.
Потом я заснула. Ночью мне приснилось лицо дьявола, оно было красным и в точности таким, как маска демона, которую я купила в туристической лавке в Катманду. Красным, пылающим. Только глаза были серьезные и обещали мне все, что я хочу. Я не хотела золота, секса или славы, но все-таки было кое-что, что меня крепко держало в круге Сансары. Это было...
Самое интересное, что я забыла. Я не помню, что это было. Но помню, что во сне я сильно удивилась: неужели это все, почему я здесь? И глаза дьявола ответили мне: «Да».
***
Сегодня последний день молчания, десятый день. Это значит, что все, конец бесконечному рису, конец подъемам в 4-30 и, конечно, наконец я смогу услышать голос любимого человека. Я чувствую такую потребность в том, чтобы услышать его голос, чтобы обнять его и сказать ему, что люблю его всем сердцем, что мне кажется, если я сейчас еще чуть-чуть сосредоточусь на этом желании, то смогу телепортироваться. В таком настроении проходит десятый день. Периодически получается медитировать, но не особенно.
Вечером снова встречаемся с дедулей. В этот день он действительно печален. Он говорит, что завтра мы сможем говорить, и что десять дней — это очень мало для того, чтобы постигнуть дхарму. Но что он надеется, что мы хотя бы немного тут научились медитировать. Что если мы по приезду домой будем гневаться не десять минут, а хотя бы пять, то это уже — огромное достижение.
Еще дедуля советует нам повторять медитацию раз в год, а также медитировать два раза в день и советует не уподобляться одним его знакомым из Варанаси. И рассказывает нам историю про своих знакомых.
Однажды знакомые дедули Гоенки из Варанаси решили хорошо провести время и наняли гребца, чтобы он всю ночь катал их по Гангу. Настала ночь, они сели в лодку и сказали гребцу — греби. Он начал грести, но минут через десять сказал: «Я чувствую, что течение несет нас, можно я положу весла?». Друзья Гоенки разрешили гребцу сделать так, легко поверив ему. С утра, когда солнце взошло, они увидели, что и не отплывали от берега. Они были злы и разочарованы.
— Так и вы, — заключил Гоенка, — являетесь одновременно и гребцом, и тем, кто нанимает гребца. Не обманывайте сами себя в путешествии по дхарме. Работайте!
***
Сегодня последний вечер нашего пребывания здесь. Все медитирующие ходят кто где. Я прогуливалась у зала для медитации и смотрела в лица непальских женщин. Вот как интересно, думала я, на одном или другом лице как будто застыло какое-то выражение.
Хотя лица неподвижны, женщины явно «в себе», но можно попробовать угадать их характер и способ взаимодействия с окружающими людьми. Вот эта, у которой на пальцах три кольца, у нее подбородок все время поднят вверх, а губы скептически сжаты. Такое ощущение, что если она откроет рот, то первым, что она скажет, будет: «А вы знаете, наши соседи такие идиоты».
Или вот эта. Вроде бы ничего, видно, что не злая. Так, оплывшая и какая-то туповатая, медлительная. Но вот наблюдаешь, смотришь, как она всегда берет себе по паре порций риса за обедом или как она торопится занять место на солнышке первой, или как смотрит на других женщин, особенно европеек. И так легко представить ее перед непальским телевизором, говорящей: «Мукунд, а ведь у наших соседей было два телевизора, а теперь еще и третий телевизор. Вот бы и нам еще один телевизор». И уставший и, наверное, порядком высохший от такой жизни Мукунд отвечает ей: «Конечно, дорогая, да, мы купим еще один телевизор». И она, так причмокивая немного по-телячьи, как будто пережевывая траву, сморит вяло в телевизор и ей смешно, когда ее смешат, печально, когда ее хотят заставить переживать... Или вот...
Но тут мои фантазии прервала Момо. Я заметила, что она прошла мимо и достаточно уверенно направилась к загородке. Дело в том, что весь наш медитационный лагерь окружают небольшие загородки. Женщин отгораживают от мужчин, и нас всех от внешнего мира и домиков учителей. На всех загородках можно увидеть надписи: «Пожалуйста, не пересекайте эту границу. Будьте счастливы!» И вот одна из таких загородок отгораживает медитирующих от храма випассаны.
Это тоже медитационный зал, только более красивый, отделанный золотом и похожий на конус, вытянутый вверх. И Момо направилась к этой загородке. Она подошла к табличке, посмотрела вокруг и — пока никто не видит — сняла кольцо с двери загородки и быстро проскользнула за нее. Она пробежала несколько ступенек вверх и очень смешно наклонила голову, она явно разглядывала храм. Затем, снова оглянувшись и поняв, что никто ее не видит (я сделала вид, что смотрю в пол), хрупкая и сухенькая Момо взбежала еще ступенек на 20 вверх и уже откровенно стала пялиться на этот храм. Она делала то пару шажочков влево, то пару шажочков вправо. Она всплескивала руками. Она поворачивала голову.
Тут я увидела запыхавшуюся нянечку непальских женщин. У европеек и у непальских женщин были разные волонтеры, и хотя честнее было бы сказать «волонтер», женщина выглядела, как добрая нянечка одной из российских больниц. Она молча бежала к Момо и показывала руками: «Иди обратно». Момо обернулась, но сделала вид, что не заметила ее. И только когда нянечка приблизилась к ней, Момо стала прижимать руки к сердцу и всем видом показывать, что она не видела таблички и не знала, что входить сюда нельзя. Она качала головой, и вид у нее был ужасно виноватый.
Что же у нее на лице? Продолжила думать я. Что-то такое... Вряд ли ее способны серьезно заинтересовать деньги. Может быть… Ну конечно. Это же так просто. Любопытство. Момо с серебряными волосами была ужасно любопытна, просто до невозможности! Ее не смогла остановить даже загородка.
***
Сегодня мы заговорили. Девушки-европейки обсуждали то, какие мы все испытывали ощущения. Они стеснялись того, что все мы рыгали, пукали и икали. Француженка Габриэль сказала, что она вообще ничего не чувствовала и все время засыпала. «А что, вы что-то чувствовали?» — удивилась она.
Джозефина оказалась Джозелиной — я неправильно прочитала ее имя. Наша хрупкая дружба разрушилась об языковой барьер. Она оказалась ирландкой с очень тяжелым для моего восприятия акцентом и бешеной скоростью речи, поэтому мы несколько раз обнялись, и все на этом. Многие говорили, что эта медитация — часть большого путешествия для них. Они были и в других ашрамах. Американка, которая второй раз приехала именно на випассану, сказала, что да, это действительно влияет на ее жизнь положительно. Она начала рисовать после первой медитации.
Русская девушка Таня оказалась фридайвером. Раньше она работала в офисе, но потом начала нырять без акваланга в глубину, и ее так поперло, что она теперь ныряет на 50 метров и была на чемпионате мира. Когда она рассказывала что-то, то сказала: «люблю, трамвай куплю». Это выражение меня покорило, и я ее чисто по-русски в порыве в этот момент полюбила.
Японки почти не говорили по-английски, и с ними было тяжело поддерживать диалог.
Все мы сходились только в одном — мы оказались здесь, чтобы как-то совладать со своими эмоциями. Которые переворачивали нас, влияли на нас, были слишком сильными, странными. А мы все хотели быть счастливыми. И хотим сейчас. И, кажется, у нас стало немножко получаться... Вроде бы.
***
Уже перед самым отъездом я подошла к месту, где мы обычно пили воду. Там стояли непальские женщины. После того, как мы начали говорить, они сразу дистанцировались от англоговорящих дам и общение ограничивалось только улыбками и смущенными «excuse me».
Они все время держались вместе, по три-четыре человека рядом, и заговорить с ними было не так-то просто. А мне, честно говоря, очень хотелось задать им пару вопросов, тем более, в Катманду непальцы относятся к приезжим исключительно как к туристам. Непальское правительство, видимо, поощряет такое отношение, а может быть, совсем все плохо с экономикой... Не знаю.
Но общение с непальцами, даже спонтанно возникающее, сводится к взаимодействию купля-продажа. И это, конечно же, во-первых, скучно, во-вторых, тоже скучно. В общем, возможность была шикарной. И вот я подошла попить водички, посмотрела вокруг. Рядом были три женщины. Одна молодая, которая делала упражнения на растяжку с яростью на лице, другая среднего возраста с приятным выражением лица и третья никакая. Даже сейчас не помню ее.
Я обратилась к женщине среднего возраста. «Извините, мадам, — сказала я, — мне не хочется вас беспокоить, но мне очень интересно узнать кое-что о непальских женщинах и о том, как вы чувствовали себя во время медитации».
«Конечно», — сказала она.
И вот что мне рассказала:
«Вы видите на випассане достаточно много пожилых женщин или женщин среднего возраста, и это не случайно. У нас в Катманду мистер Гоенка достаточно популярен, его община не считается сектой. Иногда кто-то возвращается с випассаны, и мы видим, как изменился этот человек. Он становится добрее к окружающим и спокойнее. Так эта техника приобрела популярность в Непале. Странно, но молодым она интересна меньше, чем людям среднего возраста и пожилым. Мой сын говорит, что это все чушь и что нужно ходить к психологу, если что-то не так. Мой сын делает бизнес в Америке, и мы обеспеченная семья. Я тоже уже десять лет живу в Америке и возвращаюсь сюда только иногда, повидать родственников. Молодое поколение в Непале идет не по тому пути развития. Их больше всего интересуют деньги. Им кажется, что если у тебя есть машина и хороший дом — это уже счастье. Наверное, это от ужасающей бедности, которая нас окружает. За счет того, что я уже десять лет живу в Америке, я могу сравнивать и анализировать. И вот что я вижу. Люди Запада приезжают к нам в поисках духовности, а непальцы едут на запад, так как хотят материального счастья. Если бы это было в моих силах, все, что я бы сделала для своего сына, это отвела его на випассану. Но нет, он говорит, что у него нет времени, слишком много работы.
Эта практика для нас легко сочетается с индуизмом. Наши брахманы ничего не говорят по этому поводу. Если хочешь — практикуй на здоровье, только, будь добр, и все праздники соблюдай тоже.
Мне очень помогает випассана, я посещаю ее третий раз. Я ходила на тренинги в Америке, но это все не то, не так глубоко меняет тебя, не так глубоко объясняет тебе, что происходит.
Нет, пожилым женщинам не тяжело медитировать. Мы же испокон веков сидим в позе лотоса. Когда едим, шьем или делаем что-то еще. Поэтому наши бабушки легко сидят в этой позе час, чего не сказать о вас, людей из других стран. Мы видим, что вам это тяжело, и для нас это странно».
Непальская женщина записала мой e-mail, сказала, что добавит меня на фейсбуке.
***
После того, как курс закончился, нам выдали то, что мы сдали при входе. Телефоны, фотоаппараты, видеокамеры. Многие вернулись в центр и начали делать групповые фото или снимать что-то. Я держала смартфон в руке и думала. Мне очень хотелось оставить себе на память грейпфрутовое дерево с желтыми плодами на фоне ярко голубого неба. Вернуться или нет? Мне казалось, что если я сделаю это — наведу камеру в телефоне на это дерево и щелкну его, то это что-то обесценит. Это тем более странно, что в обычной жизни я люблю фотографировать и часто делаю это. Мимо меня проходили люди с профессиональными фотокамерами, они обменивались мнениями и щелкали все вокруг.
Сейчас прошло несколько месяцев с момента окончания медитации, но когда я хочу этого, то закрываю глаза, и перед ними то грейпфрутовое дерево с ярко-желтыми круглыми грейпфрутами на фоне ярко голубого неба, то серые конусы Гималаев в ветреный розово-красный вечер. Я помню трещинки на ступеньках, по которым мы поднимались в зал для медитаций, помню тишину и спокойствие зала внутри. Почему-то для меня все это стало важным и запомнилось так хорошо, как иногда запоминаются эпизоды из детства — с ощущением какой-то внутренней радости внутри, воздуха и света. Может быть, когда-нибудь я нарисую грейпфрутовое дерево по памяти и повешу его в своем доме. Где-нибудь там, куда почаще падают солнечные лучи.
Текст: Анна Шмелева.