Внешние данные Татьяны Космачевой, которые позволяют ей создать на экране образ хрупкой и беззащитной девушки, с самого начала ее кинокарьеры притягивают режиссеров мистического кино. Одно появление ее героини на экране, даже в той ситуации, где ей ничего не грозит, заставляет зрителей волноваться за ее судьбу. Но уже в сериале «Закрытая школа» Татьяна заявила о себе как об актрисе, умеющей создать образ интеллектуальной леди, которой подвластны не только любовные интриги, но и цифровые технологии. После того, как ее персонаж Вика Кузнецова стала кумиром подростков всей страны, в карьере актрисы последовал неожиданный поворот в сторону комедийного жанра. Затем, сыграв несколько главных ролей в телероманах, она утвердилась в почти классическом для мирового кинематографа образе девушки, идущей к своей цели наперекор всем невзгодам. Именно таков ее персонаж в сериале «И шарик вернется», премьера которого состоялась 2-го сентября 2015 года на телеканале «Россия». О том, каких принципов Татьяна Космачева придерживается в повседневной жизни, она рассказывает порталу Vegetarian.
Три года вы практиковали вегетарианский образ жизни. Произошли ли за это время какие-то изменения? Приходилось ли вам испытывать «сопротивление среды»?
По-прежнему большую часть своей жизни я – вегетарианка, но в какой-то из дней недели я могу позволить себе съесть какое-нибудь рыбное блюдо. Никакого «сопротивления среды» я не испытывала. Все мои шаги в отношении еды продиктованы исключительно моими внутренними потребностями. Как только я встала на путь вегетарианского образа жизни, мое окружение тоже стало меняться. Все очень быстро привыкли к тому, что я не ем мясо, и всегда меня поддерживали.
У меня фантастические отношения с едой. Мне всегда говорили, что я заразительно ем. Если я что-то ем в кафе, то рядом сидящие могут заказать такое же блюдо. Также и с вегетарианством – многие стали брать с меня пример, особенно подруги, которые говорили: «Я никогда не откажусь», – а потом спокойно переходили на вегетарианство.
Сам по себе вегетарианский образ жизни приносит мне только позитивный опыт. Я получаю от этого удовольствие. И когда я стала менять рацион в обратную сторону, мое взаимодействие с едой осталось именно таким, каким я его почувствовала в тот момент, когда стала вегетарианкой. Это был незабываемый момент, когда я открыла для себя простой вкус, например, цуккини. Это трудно с чем-либо сравнить. Это то, что до сих пор продолжается.
Насколько вам сложно следовать избранным правилам в еде в процессе съемок, когда это требует дополнительных усилий?
Все всегда знают о том, что я ем, и что нет, какие у меня предпочтения. Выбор есть всегда. У меня никогда не было никаких сожалений по поводу того, что я себя в чем-то ограничиваю. Я всегда в поиске каких-то новых ощущений, но ориентируюсь только на себя, даже когда кто-то, кто старше и мудрее меня, делится со мной своим опытом. Я все равно буду вести себя так, как мне самой кажется правильным.
Как вы попали в кино?
Во время обучения в школе-студии МХТ мой мастер Константин Аркадиевич Райкин поставил жесткий запрет на съемки в кино до третьего курса: от процесса обучения ничто не должно было отвлекать. В конце третьего курса, когда мы уже играли дипломные спектакли на учебной сцене МХТ, после одного из них ко мне подошел мужчина – оказалась, что это актерский агент. Он поделился впечатлениями о просмотренном спектакле и сказал, что очень хотел бы работать со мной. Все вышло как в кино. Мы поверили друг в друга. Это был Дмитрий Гринштейн. Он стал моим проводником в мир кино. И уже на четвертом курсе я получила свою первую главную роль в полнометражном фильме «Фобос. Клуб страха». Когда я узнала, что я утверждена, а съемки будут в Эстонии и мне предстоит месяц жизни в другой стране, я поняла, что со мной происходит по-настоящему сказочная история.
Насколько для вас психологически сложно участвовать в кастинге?
Когда я была студенткой, я постоянно находилась в ситуации жесткой конкуренции. В нас это воспитывали: быть лучшими, быть лидерами, всегда быть готовыми на максимуме своих возможностей. Нам это пригодилось, когда в конце 4-го курса были смотры в театрах. Мы были в таком тонусе, что секунды страха во время показов пролетали для нас незаметно, мы почти его не ощущали. Сейчас мне немного сложнее, я уже не могу так просто взять, все отбросить и получать удовольствие от микросцены, в которую должна в этот момент вложиться по максимуму и выдать результат. Я уже думаю о том моменте, выберут меня или не выберут. Но для меня по-прежнему важнее всего остального внутреннее ощущение максимальной самоотдачи, а уже потом я вижу, как этот импульс перетекает в большой проект. В пробах на главную роль в фильме «Фобос. Клуб страха», которые были у меня одними из первых, получилось стопроцентное попадание. Когда мне позвонили и сказали, что я утверждена, моей первой реакцией был звонок учителю Константину Аркадиевичу. Я все ему подробно рассказала: какая роль, какой фильм, и он отпустил меня на съемки – мне пришлось выпасть на два месяца из учебного процесса. Но это был уже четвертый курс, и я могла себе это позволить.
Как Райкин определял, в чем стоит сниматься, а чем нет?
Он оберегал нас от опасности упустить возможность впитать в себя самое лучшее, что может дать студия МХТ, а первый-второй курс самые важные и сложные. Там дается основа, на которой потом будут базироваться игра в дипломных спектаклях, а потом и в театрах. Речь шла только об этом.
Вас не смущало, что Райкин готовит вас к работе в театре, хотя кино на тот момент было уже очень широким полем для деятельности актера?
Я поступала в школу-студию МХТ в девятнадцать лет, и при этом я абсолютно не думала о карьере киноактрисы, я бредила сценой. Мечта работать в кино настигла меня не где-нибудь, а в театре. Как мне кажется, поколение, к которому я принадлежу, было ориентировано в большей степени на театр. Мы ходили на все премьеры, на все спектакли, которым удалось вызвать общественный резонанс, мы были максимально в теме, в курсе всего, что происходило в театральной среде. Я не думала о кино – это пришло гораздо позже, уже после выпуска, когда я отыграла два сезона в Театре Маяковского. Райкин хотел сделать из нас серьезных, глубоких, уверенных в себе актеров, которые потом сами могли бы выбрать интересующее их направление.
У вас был момент, когда вы поняли, что у вас получается игра на сцене?
На втором курсе мы вместе с режиссером Рузанной Мовсесян делали этюды к образам «Оливера Твиста» Диккенса, и я со своей фактурой романтической героини выбрала роль старухи-угольщицы: придумала себе походку, голос, манеру говорить, я сделала себе седину. В тот момент в правильную девочку, отличницу, медалистку, которая наконец-то поступила в театральное училище, которая идет правильным курсом, вселилось нечто, – я открыла в себе характерную актрису, я раскрепостилась и начала получать невероятное удовольствие от игры на сцене. До тех пор ничего со мной подобного не было, я всего лишь делала все правильно, не более того. Это был очень важный для меня как для актрисы шаг. Потом, к сожалению, мне не часто приходилось переживать нечто подобное. И я счастлива, что у меня был этот смелый опыт. Ведь можно было сказать себе: «Оливер Твист? Ладно, сыграю кого-нибудь эдакого…» – сделала, галочку поставила!
Ваши героини в кино, как правило, необычайно юны и прекрасны. Вам не хочется, оставаясь столь же прекрасной, немного повзрослеть?
Скорее всего, мне еще некоторое время не придется взрослеть, просто потому что у меня такие внешние данные. Я могу иногда чуть-чуть расстроиться из-за юности своих героинь, но совсем ненадолго. На самом деле мне это очень нравится. Фактически судьба подарила мне второй шанс насладиться прекрасной порой юности. Если я играю героиню, которой семнадцать лет, я просто как актриса делаю соответствующий эмоциональный посыл. И я не тороплюсь надеть строгое платье, наложить серьезный грим. «Повзрослеть» в своей экранной жизни я еще успею.
Что такого особенного происходит на съемочной площадке? Что на вас всегда производит самое сильное впечатление?
Меня всегда поражает, как все службы, как только запускается съемочный процесс, начинают работать в едином ритме, при этом каждый четко понимает, в чем заключается его задача. И я сразу начинаю чувствовать ответственность за свою часть работы. Это не может случиться без участия режиссера. Он – всегда главный. До того, как я попала на съемочную площадку, мне казалось, что там каждый делает свое дело, и я тоже, когда мне скажут, зайду в кадр, а потом выйду. Но когда я увидела, что вся съемочная группа дышит той сценой, которая снимается в этот момент, для меня это стало большим откровением, только тогда я осознала всю важность происходящего здесь и сейчас.
Вы могли бы выделить какую-то роль как самую важную для вас?
Последние полгода я работала над ролью в драме «И шарик вернется» режиссера Валерия Девятилова по одноименной книге, где моей героине Тане в начале фильма семнадцать лет, а в конце тридцать пять. Она проходит сложный путь, но в результате обретает свой внутренний стержень, внутреннюю силу. Я верю, что моя «главная» роль ждет меня впереди.
Тот человек, который сможет предложить вам эту роль и будет тем самым идеальным режиссером?
Речь идет не о покорения меня. Когда режиссер ищет актрису на определенную роль, у него уже есть свой образ, и у меня тоже есть свой багаж. И должно произойти творческое движение навстречу друг другу, которое, скорее всего, сродни магии. Режиссер должен увидеть мой внутренний мир и понять, что он созвучен с тем образом, который уже создан в его воображении. Так во время работы можно совершить для себя внутренние открытия, и безусловно, сделать так, чтобы потом зритель тоже мог совершить для себя эти открытия.
Так или иначе, все это для того, чтобы однажды человек мог застыть перед экраном или в зрительном зале. Например, когда в Театре Маяковского шли репетиции спектакля «Не все коту масленица» по пьесе Островского с режиссером Леонидом Ефимовичем Хейфецом, он постоянно выбивал меня из зоны комфорта, чему я сначала дико сопротивлялась. Сейчас я понимаю, как мне все это было необходимо для открытия себя такой, какой я себя не представляла, это открывало для меня новые горизонты. Я почти на протяжении года погружалась на репетициях в пограничное состояние – до истерик: «Что вы со мной творите! Как вы смеете!». Сейчас я вспоминаю об этих моментах с огромной благодарностью. Это был путь, который я прошла вместе с режиссером, и он был важен как для меня, так и для Леонида Ефимовича.
Какие из ролей вы можете назвать как ориентир?
В театре – это, прежде всего, роль Шен Те в «Добром человеке из Сезуана» в исполнении Александры Урсуляк. Она в этой роли великолепна, и вызывает только восхищение. Эта работа для меня пример для подражания. В кино мне очень импонирует то, как Альмодовар чувствует женский характер, и те образы, которые создает в его фильмах Пенелопа Круз: женщин сильных и одновременно внутренне ранимых. Из литературных героинь мне нравится Вера из «Обрыва» Ивана Гончарова. Я уже работала в театре имени Маяковского, когда узнала, что «Обрыв» ставится на сцене МХТ, и даже напросилась присутствовать на репетициях. Для меня это был прекрасный опыт.
В какой степени Школа-студия МХТ, где вы учились, смогла подготовить вас к работе в кино?
Обучение в театральных Вузах устроено таким образом, что их выпускники не обладают базовыми навыками для работы в кино. Каждый из тех, кто добивается успеха, проходит свой собственный путь. Хорошо, если в съемочных группах тех проектов, где они работают, подбираются люди, которые готовы вести его по этому еще не до конца освоенному им профессиональному пути. Я стала чувствовать себя по-настоящему уверенно на съемочной площадке примерно через два года после выпуска. Но для этого мне пришлось впитывать все, что приходилось видеть, с такой же интенсивностью, с какой я училась в Школе-студии МХТ. Моими учителями были режиссеры, партнеры и операторы, которые учили чувствовать свет, пространство. Это очень тонкие вещи, которые практически невозможно постичь с ходу. Те, кто учился театральному делу, и сумел стать звездой в мире кинематографа, либо попали в очень благоприятное стечение обстоятельств, либо кропотливо занимались самообразованием. Других путей восхождения из театра на кинематографический небосклон нет. Последние несколько лет в Москве стали проводится мастер-классы голливудских тренеров по актерскому мастерству, которые умеют обучать очень правильной технике работы перед камерой. Для меня Ивана Чаббак, чья книга постоянно лежит у меня на столе, открыла целый ряд моментов в работе в кино, которые я не могла получить в русской школе, как кинематографической, так и театральной. Когда она поделилась своими секретами работы с голливудскими актерами, я поняла, насколько те по-другому себя чувствуют на съемочной площадке. Они ставят перед собой совсем другие приоритеты.
Насколько подробно российские кинорежиссеры работают с актерами и актрисами? Какой степени готовности они от них требуют?
Все очень по-разному. Но приходя на съемочную площадку или в театральный репетиционный зал, ты всегда должен быть готов. Нельзя прийти и ждать от режиссера подсказок: что делать, как говорить, какая у меня походка, какой тембр голоса. Взаимодействие с режиссером – это очень тонкий момент. Часто бывает так: я прихожу полностью подготовленная к съемкам той или иной сцены, мой партнер также готов на сто процентов, и у режиссера есть свое видение, и, в результате, получается вариант, которые объединяет все эти три взгляда на одну и ту же сцену. А может быть так: я готовлюсь, прихожу на съемочную площадку, режиссер командует: «Мотор!», – и начинается съемка. В любом случае внутренняя работа актера над ролью до появления на съемочной площадке, чтобы там ни происходило, не отменяется никогда. Мне бы очень хотелось поработать в каком-нибудь авторском проекте, где бы я могла, максимально глубоко погрузившись в образ, чувствовать себя в нем так, как до сих пор даже и представить не могла. Я жажду этого, потому что до сих пор созданные мною образы были достаточно близки мне и по характеру, и по мироощущению.
Как актеры смотрят кино: оно также их захватывает как обычных зрителей, или их внимание поневоле фокусируется на том, как разыграна та или иная сцена?
Как бы цинично это ни звучало, не только будучи кинозрителем, но и наблюдателем каких-то сцен, даже самых отчаянных, которые происходят порой со мной в реальной жизни, я могу отмечать про себя: «А это делается так!». Просто мой ум заточен под впитывание, запоминание эмоций, впечатлений, переживаний. Потом, во время съемок или репетиций, этот багаж накопленных впечатлений оказывает неоценимую помощь. Воображение остается с тобой, но если тебе удается «достать» изнутри себя то, о чем сам никогда бы не хотел вспоминать, но сейчас это необходимо, то это бесценно. Во время просмотра каждый фильм может при желании превратиться в мастер-класс для актера. Это не обязательно происходит каждый раз, но иногда я сознательно всматриваюсь в игру актеров, пытаясь найти «ключи», с помощью которых они передают то или иное состояние. Я испытываю страсть к фильмам с захватывающим сюжетом и неожиданной развязкой. Мой самый любимый фильм в этой категории «Лучшее предложение» Джузеппе Торнаторе. Я часто его пересматриваю, и всегда жалею, что знаю финал. Меня оглушил сериал «Игра престолов». Я посмотрела сразу пять сезонов всего за несколько дней, и погружение в этот воображаемый мир оказалась настолько глубоким, что потом еще некоторое время сквозь призму его образной системы я воспринимала и окружающий мир.
Вы смотрите фильмы со своим участием?
Если это премьера, на которую я прихожу вместе со своей семьей, то да. Моя семья поддерживала меня в моем профессиональном выборе со студенческих лет. Она всегда в курсе всех моих последних событий, и мне безумно важна ее поддержка. Ей всегда все нравится, она очень любит творчество своей дочери. Какие-то знаковые фильмы мне самой было важно посмотреть целиком, чтобы понять, удалось ли передать идеи, которые были в них заложены, или удалось ли запечатлеть ту атмосферу, которая присутствовала на съемочной площадке. Но обычно актеры на себя не любят смотреть, потому что в таких случаях всегда найдешь, к чему придраться. Особенно чреваты такие просмотры для личностей вроде меня – склонных к самокопанию.
Какой образ жизни ведет актриса?
Меня учили тому, что «невозможно быть убедительным в кадре, если ты пуст внутри». Мне привили любовь к чтению настолько, стоит мне заполучить свободную минуту и хорошую книгу, как весь окружающий мир для меня исчезает, я могу не есть и не спать, пока ее не прочитаю. Образ жизни актрисы подчинен принципу постоянного внутреннего обогащения. Помимо этого необходимо держать свое тело в постоянном тонусе. У меня есть комплекс, который по сути я составила себе сама. Это очень индивидуальный набор упражнений, которые я брала из разных источников. Плюс утренние пробежки, которые я совершаю, как только на улице становится тепло.
Образ жизни актрисы предполагает и некоторые ограничения. Я очень люблю путешествовать, и никогда так не бываю так счастлива, как если я куда-то еду. Но моя жизнь спонтанна. В отличие, например, от моей сестры, я не могу запланировать отпуск в какой-то определенный период. С ролями и в кино и в театре может быть то пусто, то густо. То, что требуется от актера в эти «моменты пустоты», – быть организованным и способным делать содержательной свою жизнь. Бывает моменты, когда опускаются руки и кажется, что ничего не происходит. Но потом я понимаю, что это было то, что мне нужно в этот период моей жизни.
Однажды на пробах я услышала такую фразу, и она навсегда отпечаталась в моем сознании: «Актер подобно спортсмену – постоянно готовится к своим главным съемкам, которые у него случаются с такой же частотой как и олимпиады. Все эти несколько лет он тренируется и работает над собой ради того самого главного выхода на съемочную площадку».
Беседовал Вячеслав Суриков
Фото: Анастасия Политик