И. Е. Репин
Среди художников, которых по праву причисляют к окружению Толстого и которые стали приверженцами его учений, а также и вегетарианства, самым видным, несомненно, является Илья Ефимович Репин (1844-1930).
Толстой ценил Репина как человека и художника, не в последнюю очередь за его естественность и своеобразную наивность. 21 июля 1891 г. он написал обоим Н. Н. Ге (отцу и сыну): «Репин — хорошая художественная натура, но совсем сырая, нетронутая, и едва ли он когда проснется».
Репин нередко восторженно признавался сторонником вегетарианского образа жизни. Одно из таких признаний находим в письме, написанном им И. Перперу, издателю Вегетарианского Обозрения, немногим после смерти Толстого.
«В Астапове, когда Льву Николаевичу стало лучше и ему для подкрепления подали стаканчик овсянки с желтком, мне хотелось крикнуть отсюда: Не то! Не то! Дайте ему вкусно заправленный бульон из трав (или сена хорошего с клевером). Вот, что восстановит его силы! Воображаю, как улыбнулись бы заслуженные авторитеты медицины, только что прослушавшие полчаса больного и уверенные в питательности яиц…
А я в восторге справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь и влияет самым целительным образом на начинавшийся уже очень явственно склероз сосудов. На 67-м году жизни при достатке и склонности к объядению я уже испытывал значительные недомогания, угнетения, тяжесть и особенно какую-то пустоту в желудке (особенно после мяса). И чем больше питался, тем больше внутренно голодал. Надо было оставить мясо — лучше стало. Перешел на яйца, масло, сыры, каши. Нет: растолстел, не могу уже снять с ног ботинок; пуговки едва держат накопившиеся жиры: работать тяжело… И вот доктора Ламан и Паско (кажется, они из дилетантов) — вот мои спасители-вразумители. Н. Б. Северова изучила их, сообщала мне их теории.
Выброшены яйца (мясо уже и прежде оставленно). — Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав — вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи — энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола? Но бульоны из трав — какое-то веселье. Это же ощущение испытывает и мой сын Юрий и Н. Б. Северова. Сытность полная на 9 часов, ни пить ни есть не хочется, все сокращено — свободнее дышится.
Вспоминаю 60-е годы: увлечение экстрактами мяса Либиха (белки, белки), а к 38 годам он был уже дряхлый, утративший всякий интерес к жизни старик.
Как я рад, что опять могу бодро работать и все мои платья, ботинки на мне свободны. Жиры, комками выступавшие сверху заплывших мускулов, ушли; тело помолодело и я стал вынослив в ходьбе, сильнее в гимнастике и гораздо успешнее в искусстве — заново освежился. Илья Репин».
Репин познакомился с Толстым уже 7 октября 1880 г., когда тот посетил его в ателье в Большом Трубном переулке в Москве. Впоследствии между ними установилась тесная дружба; Репин гостил в Ясной Поляне часто, а иногда и довольно долго; он создавал известную «репинскую серию» картин и чертежей Толстого, частично и его семьи. В январе 1882 г. Репин в Москве пишет портрет Татьяны Л. Толстой, в апреле того же года он там посещает Толстого; 1 апреля 1885 г. Толстой в письме хвалит картину Репина «Иван Грозный и его сын» — отзыв, который, очевидно, весьма порадовал Репина. И дальнейшие картины Репина вызывают похвалу со стороны Толстого. 4 января 1887 г. Репин, вместе с Гаршиным, присутствует в Москве при чтении драмы «Власть тьмы». Первое посещение Ясной Поляны Репиным происходит с 9 по 16 августа 1887 г. С 13 до 15 августа он пишет два портрета писателя: «Толстой за письменным столом» (сегодня в Ясной Поляне) и «Толстой в кресле с книгой в руке» (сегодня в Третьяковской Галерее). Толстой пишет П. И. Бирюкову, что за это время он еще больше сумел оценить Репин. В сентябре Репин пишет, на основании эскизов, сделанных в Ясной Поляне, картину «Л. Н. Толстой на пашне». В октябре Толстой хвалебно отзывается о Репине перед Н. Н. Ге: «Был Репин, написал хороший портрет. <…> живой, растущий человек». В феврале 1888 г. Толстой обращается к Репину письменно с просьбой написать три рисунка для книжек против пьянства, издаваемых издательством «Посредник».
С 29 июня по 16 июля 1891 г. Репин опять в Ясной Поляне. Пишет картины «Толстой в рабочем кабинете под сводами» и «Толстой босиком в лесу», кроме того, моделирует бюст Толстого. Как раз в это время, между 12 и 19 июля, Толстой пишет первую редакцию «Первой ступени». 20 июля он сообщает И. И. Горбунову-Посадову: «Я за это время был обуреваемым посетителями — Репин между прочим, но старался не терять дней, к<оторых> так мало остается, и подвинулся в работе, и написал начерно всю статью о вегетарьянстве, обжорстве, воздержании». 21 июля в письме двум Ге говорится: «Все это время был у нас Репин, попросил приехать <…>. Репин писал с меня в комнате и на дворе и лепил. <… > Репина бюст кончен и отлит и хорош < … > .»
12-го сентября в письме к Н. Н. Ге-сыну Толстой выражает удивление:
«Как смешон Репин. Пишет Тане [Татьяне Львовной Толстой] письма, в к<оторых> эмансипируется старательно от доброго влияния на него пребывания у нас». В самом деле, Репин, которому, без сомнения, было известно, что Толстой работает над Первой ступенью, написал Татьяне Львовне 9 августа 1891 г.: «Вегетарианствую я с удовольствием, работаю, а никогда еще не работал так успешно». А уже 20 августа в другом письме говорится: «Вегетарианство я должен был оставить. Природа знать не хочет наших добродетелей. После того, как я писал Вам, ночью меня хватила такая нервная дрожь, что наутро решил заказать бифштекс — и как рукой сняло. Теперь я питаюсь вперемежку. Да ведь здесь трудно: скверный воздух, вместо масла маргарин и т. д. Ах, если бы куда-нибудь выселиться [из Петербурга]! Но пока нельзя». Почти все письма Репина в то время адресованы Татьяне Львовне. Он рад, что именно она будет ответствена за художественный отдел издательства «Посредник».
Переход Репина к вегетарианскому образу жизни еще долго будет движением по схеме «два шага вперед — один назад»: «Знаете ли, как это ни грустно, я пришел к окончательному заключению, что я без мясной пищи не могу существовать. Если я хочу быть здоровым, должен есть мясо; без него у меня теперь сейчас же начинается процесс умирания, как Вы видели меня на страстной у Вас. Я долго не верил; и так и сяк испытывал себя и вижу, что иначе нельзя. Да вообще христианство живому человеку не годится».
Отношения с Толстым в те годы остались тесными. Толстой дал Репину сюжет для написания картины «Прием новобранцев»; Репин пишет Толстому по поводу успеха у публики пьесы Плоды просвещения: «Доктора, ученые и все интеллигенты вопиют особенно против заглавия <…> Но публика …наслаждается в театре, хохочет до упаду и выносит много назидательного о городской жизни бар». С 21 по 24 февраля 1892 г. Репин гостит у Толстого в Бегичевке.
4 апреля Репин опять приезжает в Ясную Поляну, а также 5 января 1893 г., когда и рисует акварелью портрет Толстого для журнала «Север». С 5 по 7 января Репин вновь в Ясной Поляне, просит Толстого о сюжете. Толстой пишет Черткову: «Одно из самых приятных впечатлений последнего времени было свидание с Репиным».
А Репин восхищен трактатом Толстого Что такое искусство? 9 декабря того же года Репин и скульптор Паоло Трубецкой гостят у Толстого.
1 апреля 1901 г. Репин рисует очередную акварель Толстого. Тот не совсем счастлив, что Репин опять пишет его портрет, но не хочет ему отказать.
В мае месяце 1891 г. у коменданта Петропавловской крепости в Петербурге Репин впервые встречает Наталью Борисовну Нордман (1863-1914), с писательским псевдонимом Северова — в 1900 г. она станет его женой. В своих воспоминаниях Н. Б. Северова описала эту первую встречу, так и озаглавив её «Первая встреча». В августе 1896 г. в имении Талашкино, принадлежащем княгине М. К. Тенишевой, меценатке искусства, происходит еще одна встреча между Нордман и Репиным. Нордман, после смерти матери, приобретает участок в Куоккале на северо-западе от Петербурга и там строит домик, сперва однокомнатный, а позже расширенный пристройками; среди них было и ателье художника (для Репина). Ему дали название «Пенаты». В 1903 г. Репин поселился там навсегда.
С 1900 года, со времени свадьбы Репина с Н. Б. Нордман-Северовой, его посещения Толстого становятся все реже. Но его вегетарианство будет строже. Репин об этом сообщает в 1912 году в своей статье к тому «альбому» Ташкентской столовой «Безубойное питание», который печатается в журнале Вегетарианское обозрение за 1910-1912 гг. в нескольких продолжениях; при этом повторяются иные показания, двумя годами ранее, сразу после смерти Толстого, вошедшие в письмо И. Перперу (см. выше стр. ыы):
«Всякий момент я готов к благодарности Богу, что стал, наконец, вегетарианцем. Первый дебют был у меня около 1892 г.; продолжался два года – я не сумел и смалодушествовал под угрозой истощения. Второй продолжался 2 1/2 года, в прекрасных условиях и пресекся по настоянию доктора, запретившего моему другу [т. е. Н. Б. Нордман] вегетарианствовать: для питания заболевших легких "необходимо мясо". Вегетарианствовать я было прекратил "за компанию", и, из боязни отощать, старался есть как можно больше и особенно сыры, каши; начал толстеть до тяжести – это было вредно: еда по три раза, с горячими блюдами.
Третий период – самый сознательный и самый интересный, благодаря умеренности. Отброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры. Коренья, зелень, овощи, фрукты, орехи. Особенно супы и бульоны из крапивы и прочих трав и кореньев дают чудесное питательное и сильное средство к жизни и деятельности… Но я опять в особых условиях жизни: у моего друга талант изобретательности и творчества создавать из самых отбросов растительного царства необыкновенно вкусные яства. Все мои гости с восхищением хвалят мои скромные обеды и не верят, что стол без убоины и что он так дешево стоит.
Я насыщаюсь за скромным обедом, из двух блюд, в 1 ч. дня на весь день; и только в половине 8-го закусываю холодным: салат, маслины, грибы, фрукты и вообще, что найдется понемногу. Умеренность – счастье тела.
Чувствую себя как никогда прежде; а главное, я спустил все лишние жиры, и платья все свободны стали, а прежде были все теснее и теснее; и я уже с трудом надевал себе ботинки. Ел три раза по несколько горячих всяких блюд и все чувствовал голод; а по утрам – угнетающую пустоту в желудке. Почки работали плохо от перцу, к которому я привык, я стал тяжелеть и дряхлеть заметно в 65 лет от излишка питания.
Теперь, слава Богу, я стал легче и, особенно по утрам, чувствую себя свежо и бодро внутри. И аппетит у меня детский – вернее подростка: все ем с удовольствием, только бы воздержаться от излишка. Илья Репин».
В августе 1905 г. Репин с женой путешествует в Италию. В Кракове пишет ее портрет, а в Италии, в местечке Фасано над Лаго ди Гарда, на террасе перед фоном сада — еще один портрет – он считается лучшей картиной Натальи Борисовны.
С 21 по 29 сентября оба гостят в Ясной Поляне; Репин пишет портрет Толстого и Софьи Андреевны. Нордман-Северова три года спустя даст живое описание этих дней. Там, правда, не говорится о том, что Репин два с половиной года не ел мяса, но теперь это делает иногда, потому как доктора предписали Наталье Борисовне мяса, в противном случае ей якобы грозит чахотка. 10 июля 1908 г. печатается Открытое письмо, которым Репин солидаризируется с манифестом Толстого против смертной казни: «Не могу молчать».
Последнее посещение Репина и Н. Б. Нордман в Ясной Поляне приходится на 17 и 18 декабря 1908 г. Эта встреча тоже запечатлена в наглядном описании, данном Нордман. В день отъезда снимается последнее совместное фото Толстого и Репина.
В январе 1911 г. Репин пишет свои воспоминания о Толстом. С марта месяца до июня он вместе с Нордман в Италии на мировой выставке, где его картинам отводится особый зал.
С ноября 1911 г. Репин является официальным сотрудником редакции Вегетарианского Обозрения, он останется таким до закрытия журнала в мае 1915 г. В январском номере 1912 г. он печатает свои записки о современной Москве и ее новой вегетарианской столовой под названием «Московская вегетарианская столовая»:
«Перед Рождеством Москва, куда я попал на устройство нашей 40-й Передвижной выставки, мне особенно понравилась. Как она похорошела! Сколько свету вечером! И какая масса выросла совсем новых величавых домов; да ведь все в новом стиле! – И притом художественных изящных зданий… Музеи, киоски для трамваев… И, особенно вечером, эти плавяющие с гулом, треском, блеском – обдающие вас часто ослепляющими искрами электричества – трамваи! Как это оживляет улицы и без того полные сутолоки – особой перед рождественской… И, торжественно дефилирующие – сияющие чертоги, кареты, особенно на Лубянской площади, переносят вас куда-нибудь в Европу. Хоть старые москвичи и ворчат. В этих кольцах железных змей-рельсов видят они уже призраки несомненной кончины мира, т. к. Антихрист уже живет на земле и все больше опутывает ее цепями ада… Ведь это дрожь берет: перед Спасскими воротами, перед Василием Блаженным и другими святынями Москвы дерзко визжат весь день и всю ночь – когда уже спят все "несуетные", они проносятся (и здесь!) со своими бесовскими огнями…Последние времена!…
Это все видят, все знают; а моя цель описать в этом письме то, что еще не всем, даже москвичам, известно. И это не внешние объективные предметы, питающие только, избалованные красотою, глаза; я желаю поведать о вкусном, сытном, питавшем меня всю неделю, вегетарианском столе, вегетарианской столовой, в Газетном переулке.
При одном воспоминании об этом симпатичном, светлом дворике, с двумя входными воротами, на два крыла, меня тянет опять идти туда, смешаться с непрерывной вереницей, идущих туда и таковой же возвращающихся, уже сытых и веселых, большею частью молодых людей, обоего пола, большей частью студенчества – русского студенчества – самой почтенной, самой значительной среды нашего отечества <…>.
Порядок столовой образцовый; в передней гардеробным не велено ничего платить. И это имеет серьезный смысл, в виду особого наплыва сюда недостаточного студенчества. Поднявшись по двукрылой лестнице со входа, на право и налево занимают большой угол здания веселые, светлые комнаты, установленные накрытыми столами. Стены всех комнат увешаны фотографическими портретами Льва Толстого, разных величин и в разных поворотах и позах. А в самом конце комнат, направо – в читальной висит огромный портрет Л. Н. Толстого в натуральную величину на сером, в яблоках коне, едущего по яснополянскому лесу, в осеннюю пору (портрет Ю. И. Игумновой). Все комнаты установлены столами, накрытыми чистой и довольно достаточной сервировкой необходимых приборов и корзин, с разным хлебом, особого, приятного и сытного вкуса, который пекут только в Москве.
Выбор кушаний вполне достаточен, но не это главное; а то, что кушанья, чтобы вы не взяли, так вкусны, свежи, питательны, что невольно срывается с языка: да ведь это – объяденье! И так, каждый день, всю неделю, пока я жил в Москве, я уже с особым удовольствием стремился в эту бесподобную столовую. Спешные дела и неуправка по устройству выставки в Музее, заставляли меня быть в Вегетарианской столовой в разные часы; и во все часы моего прихода, столовая была так же полна, светла и весела, а яства ее все разные – были: одно вкуснее другого. < … > А какой квас!»
Занимательно сравнить это описание с рассказом Бенедикта Лившица о посещении Маяковским той же столовой. (ср. с. ыы ). Репин, между прочим, сообщает, что перед отъездом из Москвы встретил в столовой П. И. Бирюкова: «Только в последний день и уже уходя, я встретил П. И. Бирюкова, который и живет даже в этой же квартире, доме наследников кн. Шаховской. — Скажите, спрашиваю я, где Вы нашли такого чудесного повара? Прелесть! — Да у нас, простая баба, русская баба стряпуха; когда поступила к нам ничего даже не умела готовить вегетарианского. Но так скоро освоилась и теперь (ведь у нас много помощниц ей понадобилось; Вы видите, какое количество посетителей) она быстро выучивает своих приспешниц. А уж продукты у нас – самые лучшие. Да это я вижу — чудо как чисто и вкусно. Я не ем сметаны и масла, но по нечаянности эти продукты были мне поданы в моих блюдах и я, что называется пальчики облизал. Очень, очень вкусно и здорово. Стройте такую же столовую в Петербурге, там нет хорошей — убеждаю я его. Да ведь нужны большие средства… Я: Да ведь это дело верное. Неужели не найдется людей с состоянием — помочь?.. Ил. Репин». Очевидно, таких не нашлось – один из больших препятствий для русского вегетарианства даже в пору своего процветания перед Первой мировой войной было отсутствие состоятельных покровителей-меценатов.
Фотография той столовой, которая так восхищала Репина в декабре 1911 года, воспроизведена в ВО (а также выше см. илл. ыы) 30. Газета Русское слово печатала осенью 1911 г. сообщение о переносе столовой МВО-ва в палату княгини Шаховской: «Столовая московского вегетарианского общества, которую в минувшем году посетило более 72 000 человек, к 1-му августу переведена в новое помещение в Газетном переулке. В виду успеха этой столовой, общество предполагает осенью открыть вторую дешевую столовую для народа, мысль о которой интересовала еще покойного Л. Н. Толстого.» А Голос Москвы опубликовал подробную статью, включая интервью с казначеем МВО-ва и с сообщением, что в этой «грандиозной столовой» ежедневно обедают 1000 человек.
Из воспоминаний писателя К. И. Чуковского, дружного с Репиным, мы знаем, что художник и в Петербурге посещал вегетарианские столовые. Чуковский особенно с 1908 г. как в Петербурге, так и в Куоккале находился в живом контакте с Репиным и Нордман-Северовой. Он рассказывает о посещении «столовки» за Казанским собором: «Там приходилось подолгу простаивать в очереди и за хлебом, и за посудой, и за какими-то жестяными талонами. Главными приманками в этой вегетарианской столовой были гороховые котлеты, капуста, картошка. Обед из двух блюд стоил тридцать копеек. Среди студентов, приказчиков, мелких чиновников Илья Ефимович чувствовал себя своим человеком».
Репин в письмах к друзьям не перестает ратовать за вегетарианство. Так, в 1910 году он уговаривает Д. И. Яворницкого не есть мясо, рыбу и яйца. Они вредны для человека. В. К. Бялыницкому-Бируля он пишет 16 декабря 1910: «А насчет моего питания – я дошел до идеала (конечно, это не одинаково всякому): еще никогда не чувствовал себя таким бодрым, молодым и работоспособным. Вот дезинфекторы и реставраторы!!!… А мясо – даже мясной бульон – мне отрава: я несколько дней страдаю, когда ем в городе в каком-нибудь ресторане… И с невероятной быстротой восстанавливают меня мои травяные бульоны, маслины, орехи и салаты.»
После смерти Нордман 30-го июня 1914 г. в Орселине близ Локарно, Репин поехал в Швейцарию. В Вегетарианском Обозрении он оплубликовал подробный рассказ об умершей спутнице своей жизни, о ее характере, ее деятельности в Куоккале, ее литературном творчестве и последних неделях ее жизни в Орселино. «Наталья Борисовна была строжайшая вегетарианка – до святости»; она верила в возможность лечиться «солнечной энергией», содержанной в виноградном соке. «На высоком подъеме из Локарно в Орселино, в райски прекрасной местности над озером Маджиоре, на маленьком сельском кладбище, выше всех великолепных вилл <…> лежит наша строгая вегетарианка. Она слышит гимн этого пышного растительного царства Творцу. И глаза ее и сквозь землю смотрят с блаженной улыбкой в голубое небо, с какой она, прекрасная, как ангел, в зеленом платье, лежала в гробу, засыпанная дивными цветами юга…»
Завещание Н. Б. Нордман опубликовалось в Вегетарианском Вестнике. Принадлежавшая ей вилла «Пенаты» в Куоккале была завещана в пожизненное владение И. Е. Репину, а после его смерти предназначена для устройства «домика И. Е. Репин». Куоккала с 1920 по 1940 г. и потом с 1941 г. до капитуляции Финляндии находилась на финляндской территории — но с 1944 г. эта местность называется «Репино». Огромная коллекция картин Н. Б. Нордман, несколько сотен сочинений самых известных русских как и зарубежных живописцев и скульпторов представляли огромную ценность. Все это было завещано для будущего музея имени Репина в Москве. Первая мировая война и революция воспрепятствовали осуществлению этого плана, но есть в Репино «Музей-усадьба И. Е. Репина Пенаты».
Театр «Прометей» в Куоккале, тоже принадлежавшее Н. Б. Нордман, а также две виллы в Оллиле были назначены для образовательных целей. Свидетелями при составлении завещания были среди прочих актриса (и княгиня) Л. Б. Барятинская-Яворская и скульптор Паоло Трубецкой.
Только недавно умер один из последних свидетелей, еще с раннего детства вспоминающий этот центр русской культуры — Д. С. Лихачев: «На границе с Оллилой (ныне Солнечное) были репинские Пенаты. Около Пенат построил себе дачу К. И. Чуковский (помог ему в этом – и деньгами и советами — И. Е. Репин.). В те или иные летние сезоны жил Маяковский, наезжал Мейерхольд, <…> приезжали к Репину Леонид Андреев, Шаляпин и многие другие. <…> На благотворительных спектаклях стремились поразить неожиданностями <…> Но были и "серьезные" спектакли. Репин читал свои воспоминания. Чуковский читал «Крокодила». Жена Репина знакомила с травами и травоедением».
Чуковский убежден, что Репин по возвращении из Швейцарии якобы заявил, что в «Пенатах» впредь будет царить другой порядок: «Раньше всего Илья Ефимович упразднил вегетарианский режим и, по совету врачей, стал есть в небольшом количестве мясо». Неудивительно, что доктора дали такие советы, но что от вегетарианства не осталось и следа, — это невероятно. Маяковский еще летом 1915 года жалуется, что его в Куоккале заставляли есть «репинские травки»… Давид Бурлюк и Василий Каменский тоже рассказывают о вегетарианских меню в год после смерти Нордман. Бурлюк пишет о 18 февраля 1915 г.:
«<…> Все, поторапливаемые Ильей Ефимовичем и Татьяной Ильиничной, отрываясь от разговоров, затеянных между только что познакомившимися, тронулись к небезысвестной вегетарианской карусели. Эту машину я, усевшись, принялся тщательно изучать со стороны ее механизма, так и по статьям содержимого.
За большой круглый стол село тринадцать или четырнадцать человек. Перед каждым стоял полный прибор. Прислуги, по эстетике Пенатов, не было, и весь обед в готовом виде стоял на круглом столе меньшего размера, который на подобие карусели, возвышаясь на четверть, находился посреди основного. Круглый стол, за которым сидели обедающие и стояли приборы, был неподвижен, зато тот на котором стояли яства (исключительно вегетарианские), был снабжен ручками, и каждый из присутствующих мог повернуть его, потянув за ручку, и таким образом поставить перед собой любое из кушаний.
Так как народу было много, то не обходилось без курьезов: захочет Чуковский соленых рыжиков, вцепится в «карусель», тянет рыжики к себе, а в это время футуристы мрачно стараются приблизить к себе целую кадушечку кислой капусты, вкусно пересыпанной клюквой и брусникой».
Знаменитый круглый стол в салоне «Пенатов» изображен на форзаце настоящей книги.
Последние тридцать лет своей жизни Репин провел в Куоккале, принадлежащей в это время к Финляндии. Чуковскому удалось посетить Репина, тогда уже восьмидесятилетнего, 21 января 1925 г. и при этом вновь увидеть свой бывший домик. Он сообщает, что Репин, очевидно, все еще является приверженцем своих идей опрощения: с июня до августа он спит в голубятне. Чуковский ставит вопрос «вегетарианец ли он теперь?» Ответа в дневнике не находим, однако небезынтересен в этом смысле следующий эпизод: немногим раньше некий врач др. Стернберг, якобы председатель общества Куинджи, посетил Репина в сопровождении одной дамы и убеждал его переселиться в Советский союз — обещали ему автомобиль, квартиру, 250 рублей жалования … Репин наотрез отказался. В качестве подарка ему принесли — в январе месяце из Советского Союза — корзинку с фруктами — персики, мандарины, апельсины, яблоки. Репин отведовал этих фруктов, но ввиду того, что он, как и его дочь Вера, при этом испортил себе желудок, то он счел необходимым проверить эти фрукты в биохимическом институте г. Хельсинки. Он боялся, что его хотели отравить…
В основе вегетарианства у Репина, как это показывают тексты, здесь приведенные, лежали прежде всего соображения здоровья, оно имело «гигиеническую» мотивацию. Строгость к самому себе, склонность к спартанству, сближают его с Толстым. В черновике неоконченной статьи о Толстом Репин хвалит аскетизм Толстого: «На купаньи: после быстрой 2-верстной ходьбы, совсем потный, наскоро сбросив свой простой убор, он бросается в холодную ключевую запруду речки в Ясной Поляне. Одевался не вытираясь, так как капельки воды держат кислород — тело дышит порами».
Сам Репин с конца 1870-х годов всегда спал при открытом окне, по совету одного молодого московского врача, даже при морозе. К тому же, он был, как и Толстой, неутомимым работником. Он скупился своим рабочим временем. Чуковский сообщает, что Репин кроме большого ателье имел еще и маленькую мастерскую, в которую он обыкновенно уходил. Сквозь маленькую форточку в двери между 1 и 2 часами ему доставляли скромный обед: редьку, морковку, яблоко и стакан любимого чая. Если бы ушел в столовую, то потерял бы всегда 20 минут. Такое уединение при своем —вегетарианском — столе, экономящее время и деньги, считал полезным когда-то и 16-летний Бенджамин Франклин. Но Репин должен был отказаться от этой практики в 1907 г. по совету доктора, и форточку закрыли.
Спорным долгое время оставался вопрос о том, как сказывалось влияние Н. Б. Нордман на Репина. И. Грабарь в 1964 г. высказал мнение, что влияние Нордман не было благотворным и никоим образом не стимулировало творчество Репина; сам художник якобы начал в конце концов тяготиться ее опекой и не слишком огорчился, когда она в 1914 г. умерла. Загадочным, по Грабарю, остается факт раннего заката репинского творчества:
«В 900-х годах его высказывания и поступки начинали приобретать характер странный, почти ребяческий. Всем памятно увлечение Репина сеном и его горячая пропаганда этой "лучшей для человека пищи". <…> Весь свой огненный темперамент, всю свою страстность он отдавал уже не живописи, а Наталии Борисовне. <…> из безбожника, глумящего над религиозными предрассудками, он постепенно превращается в человека религиозного. <…> То, что было начато Нордман-Северовой, довершили после революции русские эмигранты, окружавшие Репина <…>». В отличие от этого суждения И. С. Зильберштейн написал в 1948 г. о первых годах в Куоккале: «Этот период жизни Репина ждет еще своего исследователя, который установит значение Нордман в жизни и творчестве Репина. Но уже сейчас можно утверждать, что никогда и никого Репин не писал и не рисовал так часто, как Нордман. Огромная галерея изображений, выполненная Репиным за тринадцать с лишним лет их совместной жизни, обнимает десятки портретов маслом и сотни рисунков. Случилось так, что в СССР оказалась лишь часть этих портретов и рисунков, – и часть не очень значительная.
Лучшие портреты Нордман и зарисовки с нее Репин до последних лет своей жизни хранил в "Пенатах". В столовой неизменно висел тот портрет Нордман, который был выполнен Репиным в первые же недели их знакомства, во время пребывания в 1900 г. в Тироле, куда Репин вместе с Натальей Борисовной поехал после знакомства в Париже».
Портрет этот виден на правом угле фотографии 1915 года, где Репин снят вместе с своими гостями, среди них и В. В. Маяковский (ср. обложку книги). Маяковский тогда в Куоккале написал свою поэму «Облако в штанах».
Также и К. И. Чуковский, близко наблюдавший жизнь Репина и Нордман в течение нескольких лет (с 1906 г.), видит соотношение этих двух сильных характеров скорее положительно. Нордман, говорит он, внесла порядок в жизнь Репина (в частности, ограничением посещений на «знаменитые среды»); она уже с 1901 года стала собирать всю литературу о его творчестве. А сам Репин не раз потворял, что одной из своих наиболее блестящих удач — композицией «Государственного совета» (написанный 1901-1903) он всецело обязан Н. Б. Нордман 46. Правда, тот же Чуковский в своем дневнике, опубликованном только в 1991 году, сообщает об одном кризисе в их браке в октябре 1912 г. — Репину тогда хотелось развестись.